Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

Чем лучше мы «контролируем» однородность сравниваемых групп, тем менее очевидно преимущество формальных работников. Особую роль здесь играет продолжительность рабочего времени, которая очень сильно дифференцирует сравниваемые группы. Так, самозанятые имеют более продолжительное рабочее время, чем наемные, а те – более продолжительное, чем занятые нерегулярной работой. Поэтому разница в часовых ставках сокращается, а более тонкий ее учет сводит на нет или даже меняет знак. В итоге преимущество может оказаться на стороне тех, кто предпочитает работать на неформальной основе. Это предполагает, что наблюдаемый «штраф» за неформальность связан не столько с тем, что неформальная занятость «плоха» сама по себе, сколько с тем, что а) она притягивает худших по своим производительным характеристикам работников и б) разные виды занятости имеют разный «спрос» на производительные часы работы.

Увеличивают ли неформалы неравенство? Как неформальная занятость связана с неравенством в распределении доходов? Известно, что, по международным меркам, распределение заработков в России отличается исключительно высокой неравномерностью. Нельзя ли связать столь высокие показатели неравенства с существованием достаточно внушительного и все время растущего анклава неформальной занятости? Наш анализ показывает, что среди неформальных работников заработки распределяются существенно более неравномерно, чем среди формальных: в неформальном секторе наблюдается более высокая концентрация как самых низко-, так и высокооплачиваемых работников, тогда как в формальном распределение сильнее «стянуто» к центру. Тем самым неформальность ведет к декомпрессии распределения заработков.

В связи с этим возникает несколько исследовательских вопросов.

Во-первых, каков вклад неформальности в неравенство и как он менялся во времени? Поскольку разрыв в средних заработках между формальными и неформальными относительно невелик, то в конечном счете вклад неформальности в общее неравенство оказывается скромным – не более 2–3 п.п. Эти различия трудно назвать радикальными, и они не сравнимы с вкладом таких источников неравенства, как, скажем, отраслевая или территориальная принадлежность работников. Вывод, который мы делаем по итогам анализа, заключается в том, что неравенство внутри неформального сектора постоянно снижалось на протяжении десятилетия, но то же самое происходило и в формальном секторе. К концу этого периода уровень неравенства среди неформалов был таким, каким он был у формальных работников в начале десятилетия.

Во-вторых, с чем связаны такие изменения? Наш ответ таков: прежде всего с ростом однородности самого неформального сектора. Заметно сократилась доля работников со слабой привязкой к рынку труда – занятых нерегулярно и работающих очень короткое время в течение референтного периода. Сокращение этой группы – итог экономического роста. Увеличение доли группы неформально занятых по найму – также итог роста, но заработки этой группы, как мы уже отмечали, были ненамного меньше, чем у их сопоставимых формальных коллег.

Субъективное благополучие. Денежный доход – лишь одно из измерений благополучия. Не менее важно то, как люди оценивают свое место в обществе в более широком плане, сравнивая себя с окружающими с точки зрения удовлетворенности жизнью и работой, своего места в социальной структуре, позиции на разных шкалах субъективного социального статуса. Такой анализ дает дополнительную информацию для дискуссии о возможной сегментации, проистекающей из неформальности.

Как показывают наши исследования, ситуация с точки зрения показателей социального благополучия работников выглядит во многом так же, как и ситуация с точки зрения величины заработков. Наиболее благополучными по субъективным самоощущениям можно считать самозанятых; за ними идут формальные работники; далее – неформально занятые по найму и замыкают список случайные работники. Но, как и в случае с заработками, разрыв в показателях социального благополучия между формальными и неформальными работниками оказывается неустойчивым. При использовании панельных данных и обращении к более продвинутым методам эконометрического анализа «штраф» за неформальность обнуляется или даже превращается в «премию». И опять-таки, как и в случае с заработками, положительный эффект для самозанятых и отрицательный эффект для нерегулярных работников сохраняются независимо от того, какие методы анализа мы используем и на каких данных его строим.

Итоговый вывод из нашего исследования может быть сформулирован так. На российском рынке труда не наблюдается жестких институциональных барьеров между формальным и неформальным секторами. В той мере, в какой перегородки между ними все же существуют, они оказываются вполне проницаемыми. Многочисленные группы работников постоянно перетекают из неформальной занятости в формальную и обратно. Неформальный сектор в этом смысле мало напоминает ловушку, из которой, раз попав в нее, затем невозможно выбраться: заработки неформальных работников сопоставимы с заработками формальных работников, а в некоторых случаях даже их превышают. Сходная картина наблюдается по субъективным показателями социального благополучия: нельзя сказать, что неформальные работники образуют какую-то социально депривированную группу. По совокупности всех характеристик неформальные рабочие места мало уступают формальным. В этих условиях тренд к постепенному разрастанию – как абсолютному, так и относительному – неформальной занятости может быть объяснен только одним: высокими издержками создания рабочих мест в формальном секторе, из-за чего этот процесс почти целиком оказывается перенаправлен в неформальный сектор. Конечно, для отдельных сегментов неформальности общий итог не столь радужен. Здесь возможна и сегментация, и маргинализация.

Возможна ли нормативная оценка неформальности? Мы приходим к выводу о том, что однозначная нормативная оценка этого явления затруднена. На благосостояние общества оно может воздействовать как со знаком плюс, так и со знаком минус. Существование неформальной занятости сопряжено не только с издержками, но и с выгодами как для работников, так и для общества в целом. Что из них перевешивает – это всегда открытый вопрос, ответ на который будет меняться в зависимости от конкретных обстоятельств времени и места. В конечном счете все зависит от особенностей технологической, экономической и институциональной среды, в которой возникают и воспроизводятся неформальные трудовые отношения. В любом случае, установка на полное их искоренение (помимо того, что оно недостижимо) чревата потерями, даже большими, чем готовность с ними мириться. Избыточная формализация отношений занятости столь же контрпродуктивна, как и избыточная их деформализация.