Карл Поланьи - Избранные работы

Боязнь нужды или страсть к наживе также не стоит сбрасывать со счетов. Рынки встречаются в обществах любого типа, и фигура торговца известна представителям разных цивилизаций. Но отдельные рынки еще не составляют экономики. Стремление к наживе так же присуще купцу, как доблесть – рыцарю, благочестие – священнику, чувство собственного достоинства – ремесленнику. Мысль возвести жажду наживы в ранг всеобщего стимула никогда не приходила в голову нашим предкам. До последней четверти XIX века рынки не занимали в обществе господствующего положения.

В-третьих, перемена была слишком разительной. Господство рынка не устанавливалось постепенно, это был качественный скачок. Рынки, на которых самодостаточные домовладельцы избавлялись от излишков, никогда не задавали тон производству и не обеспечивали производителям их доходов. Только в рыночной экономике все поступления идут от продаж, а все предметы потребления нужно покупать. Свободный рынок труда зародился в Англии всего сто лет назад. Недоброй памяти Закон о бедности (1834) отменил скудное обеспечение, выдававшееся пауперам заботливым правительством. Приюты для бедняков превратились из убежища обездоленных в места позора и издевательства, куда не могли загнать даже голод и нищета. Бедным оставалось выбирать между трудом или голодной смертью. Так был создан полноценный национальный рынок рабочей силы. Десять лет спустя Закон о банках (1844) ввел принцип золотого стандарта; печатание денег перестало быть делом правительства, несмотря на влияние этого на уровень занятости. Одновременная реформа законов о земле поставила ее на службу экономике, а отмена Хлебных законов (1846) привела к созданию мирового зернового пула, так что незащищенные фермеры на континенте оказались в зависимости от прихотей рынка.

Так были заложены три принципа экономического либерализма, основа организации рыночной экономики: стоимость труда должна определяться рынком; объем денежной массы должен регулироваться автоматически; товары должны перетекать из страны в страну свободно, невзирая на последствия. В краткой формулировке: рынок труда, золотой стандарт, свобода торговли. Был запущен процесс саморазвития, в результате которого прежние безобидные рынки превратились в социального монстра.

Приведенные факты примерно очерчивают генеалогию экономического общества. Мир человека должен представляться в нем подчиненным экономическим стимулам. Нетрудно понять почему.

Выберите какой угодно стимул и организуйте производство таким образом, чтобы этот стимул заставлял человека производить: вы получите представление о человеке, который полностью поглощен этими мотивами. Они могут быть религиозными, политическими или эстетическими; пусть это будет гордость, предвзятость, любовь или ненависть. Тогда люди будут погружены преимущественно в религию, политику, эстетику, гордыню, предрассудки, любовь или ненависть. Другие побуждения, напротив, окажутся второстепенными и расплывчатыми, поскольку они не будут связаны напрямую с жизненно важными потребностями производства. Избранный вами частный мотив будет представлять подлинного человека.

На самом деле, поскольку все взаимосвязано, люди работают по самым разным причинам. Монахи торговали из благочестия, и монастыри стали крупнейшими торговыми предприятиями в Европе. Самая сложная система бартерной организации в мире – кула у жителей островов Тробриан – пронизана эстетическими целями. Феодальная экономика основывалась на обычае, у народа квакиутль главной задачей производства было, по-видимому, удовлетворение требований кодекса чести. При деспотическом меркантилизме промышленность должна была обеспечивать власть и славу. Соответственно, мы должны считать, что монахи и вилланы, жители Западной Меланезии, индейцы квакиутль, государственные деятели XVII века руководствовались соображениями религии, эстетики, обычая, престижа или политики.

При капитализме каждый индивид должен зарабатывать. Если это рабочий, он должен продавать свой труд по существующей цене; если это собственник, он должен получать максимальную отдачу, поскольку его положение в обществе зависит от его доходов. Голод и выгода, хотя и косвенным образом, заставляют людей пахать и сеять, прясть и ткать, добывать уголь и водить самолеты. Таким образом, члены подобного общества думают, что руководствуются двумя указанными мотивами.

В действительности люди никогда не были такими эгоистичными, какими их представляет теория. Хотя рыночный механизм поставил их в зависимость прежде всего от материальных благ, экономические мотивы никогда не составляли для них единственного стимула к труду. Напрасно экономисты и проповедники утилитаризма призывали людей руководствоваться в своем деле лишь материальными мотивами. При ближайшем рассмотрении у них всегда обнаруживались «запретные» наклонности: например, они испытывают чувство долга перед собой и другими, а, возможно, в глубине души – и удовольствие от работы самой по себе.

Как бы то ни было, нас интересуют в данном случае не действительные, а предполагаемые мотивы, не психология, а идеология бизнеса. Представления о природе человека основаны не на первых, а на вторых. Ведь если общество ожидает от ряда своих членов определенного поведения, а господствующие институты способны его навязывать, то представления о человеческой природе будут отражать этот идеал независимо от его отношения к реальности.

Таким образом, голод и выгода были названы экономическими стимулами, которыми люди руководствуются в своей повседневной деятельности, в то время как их прочие мотивы признаны эфемерными и далекими от реальной жизни. Честь и достоинство, гражданские обязанности и нравственный долг, даже самоуважение и правила приличия оказались несущественными с точки зрения производства и занесены в рубрику идеалов. В человеке стали выделять два компонента: один из них связан с голодом и выгодой, второй – с честью и властью. Один был назван материальным, другой – идеальным; один – экономическим, другой – неэкономическим; один – рациональным, другой – нерациональным. Утилитаристы стали даже приравнивать одни термины к другим, так что экономическая сторона человеческой натуры приобрела ореол рациональности. Тот, кто отказывался думать, что он действует только ради наживы, считался не только безнравственным, но и безумным.

Рыночный механизм, помимо всего прочего, создал иллюзию экономического детерминизма как всеобщего закона для всех времен и народов.

Для рыночной экономики этот закон, разумеется, справедлив. В самом деле, функционирование экономической системы в этом случае не только влияет на все общество, но и обусловливает его, к примеру, как стороны треугольника не просто влияют на углы, но и обусловливают их.