Евгений Соколов - История банковского и биржевого дела

После военных успехов Голландии в Индийском океане уже в следующем после образования компании 1605 г. впервые была распределена прибыль в размере 15 % (что интересно, не деньгами, а перцем), и курс увеличился до 140 %. В 1607 г. он составил уже 180–200 %, чему, вероятно, способствовал ложный слух о завоевании компанией Малакки. В 1608 г. акции упали до 160–130 %, что вызвало оживленную игру на понижение. Спекуляция осуществлялась в основном в виде срочных сделок. Первоначально акции были выписаны на разные суммы, но постепенно соображения удобства торговли привели к тому, что образовалась биржевая единица в 3 тыс. гульденов, именовавшаяся на бирже «акцией».

Усилению спекуляции способствовало и образование в 1622 г. Вест-Индийской компании. Подписка на акции этой компании велась не только в Нидерландах, но и за границей. Интересен следующий рекламный прием. В рекламных брошюрах разъяснялось, что наиболее выгодные предприятия в Голландии дают всего 10 % дохода, земля – 3 %, займы, выдаваемые под залог имений, – 4–6 %, депозитные вклады – 5–6 %, розничная торговля – 18–20 % прибыли при очень высоком проценте банкротств и дороговизне кредита для торговцев. Ост-Индийская же торговля приносит в среднем 24 % годовых, а операции с Вест-Индией должны быть еще выгоднее – ведь путешествие в Америку занимает вчетверо меньше времени, чем в Индию, а корабли, выдерживающие лишь три плавания в Индийском океане, способны служить в Атлантике на протяжении 12 навигаций.

Однако биржа не поддалась всем этим посулам и оказалась права. В то время как дела Ост-Индийской компании на протяжении всего XVII в. шли весьма удачно, Вест-Индийская компания преуспела только в пиратстве: с 1623 по 1636 гг. ею было захвачено 547 испанских судов общей стоимостью 40 млн гульденов. Но расходы на проведение этих операций, являвшихся, по сути, полномасштабной колониальной войной, оказались для компании непосильными, и, в конце концов, она обанкротилась, отказавшись от завоеванной ею Бразилии.

Биржа, тем не менее, благодаря операциям с обеими Индийскими компаниями расширилась, и в 1613 г. было построено новое биржевое здание (до этого сделки в хорошую погоду совершались на мосту, а в плохую – в церкви, под звуки органа).

В XII–XVII вв. конкурентами итальянцев и голландцев на банковских и биржевых рынках были французы. Видя, какие богатства извлекают итальянские купцы из операций обмена и ссуд, французы также втягивались в эти операции. Со временем национальная буржуазия не только перехватила у ломбардцев часть рынка, но и неоднократно добивалась у короля эдиктов об изгнании иностранных конкурентов (хотя этот факт не свидетельствует об особой действенности данных эдиктов).

Главным фактором, приведшим к широкому распространению во Франции банков, явилась Столетняя война. Именно тогда купцы начали систематически наживаться на предоставлении казне займов под большие проценты и именно тогда, наверное, была заложена столь характерная для всей последующей истории Франции тенденция к отвлечению значительной части капитала на финансирование государственного долга.

Существенно, что в победившей Англии, вывезшей из Франции огромное количество ценностей, существенной потребности в займах не было, значит, не было и потребности в банках. Первые банкирские дома в этой стране появились лишь в середине XVII в. Таким образом, данным примером подтверждается сделанный Густавом Шмоллером еще в 1893 г. в статье об историческом развитии предприятий вывод о влиянии, которое государственные займы оказали на возникновение предприятий с коллективным капиталом. Действительно, если частные коммерческие проекты того времени еще могли финансироваться за счет средств одного лица или незначительной группы лиц, связанных неформальными или временными соглашениями, то обеспечение кредитом государства требовало привлечения значительно больших средств, и кроме того, раз возникнув, государственный долг возобновлялся вновь и вновь, поощряя кредиторов к образованию постоянно действующих организаций с четко сформированной структурой и взаимной ответственностью их учредителей.

Вторая половина XV в. была для Франции периодом расцвета ярмарок: общефранцузских, провинциальных, местных, игравших большую роль в развитии общенационального рынка. Крупная оптовая торговля велась на лионских и нормандских (в Руане и Кане) ярмарках, затем товары перепродавались на ярмарках местного значения. Подобного рода разрыв между приобретением оптовых партий товара на большой ярмарке и их последующей распродажей по частям на более мелких ярмарках приводил ко все большему развитию вексельного обращения.

Возросло значение Лиона как крупнейшего торгового центра, связывавшего северные области Французского королевства с южными. Также происходило сосредоточие итальянских, немецких и местных банкиров, ссужавших деньги французским королям. Национальный капитал набирал силу. Уже при Карле VII (1422–1461 гг.) крупные займы предоставлял правительству Жак Кер, наживший огромное состояние на торговле с Левантом, эксплуатации рудников и откупе налогов.

Таким образом, к моменту, когда в Англии только появились первые коммерческие банки, Франция имела развитую кредитную систему. Уже к XVI в. Лион с его ярмарками и полученными от королей привилегиями сделался важнейшим международным денежным рынком. Здесь заключались государственные займы и совершались крупнейшие финансовые и кредитные операции, особенно в связи с тем, что сложившиеся к тому времени крупные европейские державы с их большими наемными армиями нуждались в значительных денежных средствах.

Постепенно происходило проникновение верхушки буржуазии в государственный аппарат. Буржуа стремились, скопив капитал, купить себе должность, резонно полагая, что спокойнее получать взятки и «левые» доходы, чем рисковать деньгами в торговле и промышленности. Должности покупались у правительства, рассматривавшего их продажу как своего рода внутренний заем, а жалованье – как проценты на капитал. Патенты на должности, чины и звания, с легкостью переходившие из рук в руки, вполне можно рассматривать как своеобразную государственную ценную бумагу того времени.

Следует отметить, что английские буржуа столкнулись с сильным местным самоуправлением, находившимся в руках дворян-джентри, и не могли даже мечтать о подобном. (Правда, английский джентри в глазах французского шевалье, которому в обязанность официально вменялось безделье, выглядел не столько дворянином, сколько буржуа.)

Почти все косвенные налоги сдавались на откуп компаниям капиталистов, прямые налоги в случае нужды (а дефицит был постоянной болезнью французских финансистов) закладывались под громадные проценты на несколько лет вперед. Эти компании «финансистов» в результате получали право, пользуясь аппаратом государственного принуждения, извлекать из населения суммы, во много раз превышавшие размеры откупа.