Никита Кричевский - Россия. Сквозь санкции – к процветанию!

В этой главе нам так и не удалось найти универсальные макроэкономические закономерности в прорывных экономиках ни по темпам роста ВВП, ни по показателям инфляции, безработицы или госдолга. Пожалуй, единственным исключением (или общей приметой) стало то, что экономики с меньшими показателями ВВП на душу населения развивались несколько интенсивнее по сравнению с более успешными соседями. Правда, и эта корреляция весьма условна (дело отнюдь не только в низкой статистической базе для сравнения), поскольку глобальная экономика знает немало примеров, когда страны с незначительными показателями ВВП на душу населения продолжают прозябать в нищете.

Препарирование специфических финансовых показателей также не способствовало кристаллизации некоей общей модели прорыва. К примеру, Китай с его заоблачным валовым сбережением, а также некоторые другие экономики смогли достичь столь высоких значений во многом благодаря искусственно заниженным курсам национальных валют. Однако общей логики и тут нет: сопоставимая с Китаем по показателю обменного курса к ВВП Турция имеет в два с лишним раза меньшие темпы экономического роста и почти в четыре раза меньший показатель отношения денежной массы к ВВП. Что, в свою очередь, объясняется развитыми перераспределительными процессами национального дохода, с одной стороны, и ментальными опасениями реинкарнации прежней гиперинфляции – с другой.

Количественные характеристики конечного потребления государств также вряд ли можно отнести к приводным ремням экономического роста, поскольку они незначительны, в первую очередь в странах с небольшими показателями ВВП на душу населения. В тех государствах, где экономики более успешны, все больше получаемых правительствами средств перераспределяется в непроизводственную и социальную сферу.

Вывод об определяющей роли инвестиций не нов, к тому же нуждается в дополнительной корректировке в зависимости от характера вложений: реальные это инвестиции или спекулятивные, вложения в акции или облигации, внутренние или иностранные, долгосрочные или краткосрочные, государственные (прямые или косвенные), инвестиции госкомпаний или полностью частные. Кроме того, говоря о государственных инвестициях, мы должны делать поправку на адресность и эффективность вложений.

Изучение качества институциональной среды ясности также не добавило. При общих невысоких позициях в рейтингах «Индекс восприятия коррупции – 2013» и «Ведение бизнеса – 2014» большинство рассмотренных стран были лидерами глобального экономического развития последних лет. Более того, мягко скажем, не самая благополучная ЮАР в рейтинге «Ведение бизнеса – 2014» располагается выше успешных Польши и Чехии.

В ходе анализа мы выявили несколько интересных моментов, таких как искусственное занижение курсов национальных валют в одних странах и значительные объемы денежной массы – в других. Возьмем эти результаты на заметку.

Итак, масштабные статистические сходства генезиса прорывных экономик в предыдущей главе не выявлены, хотя нам и удалось обнаружить некоторые общие черты. Например, схожие темпы экономического роста. В России, Бразилии, Мексике, ЮАР ежегодный рост колебался от 2,2 % ВВП в Мексике до 4,8 % ВВП в России, притом что ВВП на душу населения в 2012 году составлял от 11,6 тыс. долл. в ЮАР до 18,0 тыс. долл. в России. Впрочем, не будем сбрасывать со счетов преимущественно сырьевой характер этих экономик, хотя «благодарить» в экономическом успехе исключительно рост цен на сырье было бы неверно («нефтяное безумие» нулевых так и не стало фактором макроэкономического ускорения в Венесуэле или в странах Ближнего Востока).

С другой стороны, во Вьетнаме, Индии, Индонезии, Китае, Южной Корее среднегодовой рост был выше – от 4,0 % ВВП в Южной Корее до 10,6 % ВВП в Китае при показателях ВВП на душу населения от 3,9 тыс. долл. в Индии до 32,8 тыс. долл. в Южной Корее. Но и здесь приписывать подъем только лишь стремительно растущему промышленному производству было бы неправильным: не будем забывать про благоприятную фондовую конъюнктуру, относительно дешевые инвестиции, стремительный рост компетенций, невысокие издержки.

Мы уже подмечали схожесть некоторых стран по уровню фискальной нагрузки. Действительно, средний уровень налогов и взносов в странах первой группы в целом выше – от 20,6 % ВВП в России до 36,5 % ВВП в Бразилии. В странах второй группы фискальный «гнет» ниже – от 9,3 % ВВП в Индии до 23,9 % ВВП в Южной Корее. Но и здесь не стоит забывать, что в Индии, Китае, а также во Вьетнаме и Индонезии многие социально ориентированные механизмы перераспределения национального дохода – та же социальная защита населения (обязательное социальное страхование и социальное обеспечение) – находятся в стадии формирования, чем отчасти объясняются нынешние «плохие аппетиты» систем государственного управления.

Наконец, завышенные или искусственно заниженные курсы национальных валют. Здесь лидеров двое: «тяжеловес» переоцененности – Бразилия с ее реалом, «мотылек» заниженности – Китай с его юанем.

«Белой вороной» выглядит Вьетнам. Вроде бы у страны и среднегодовые темпы экономического роста высокие (6,6 % ВВП в 2000–2012 годах), и показатель валового сбережения второй после Китая (37,4 % ВВП), и конечное потребление государства минимальное (всего 6,3 % ВВП). Но вот незадача – государственное потребление наименьшее, а размер фискальной нагрузки серьезный (29,5 % ВВП), выше только у Чехии (41,2 % ВВП) и Бразилии (36,5 % ВВП). ВВП на душу населения низший (всего 3,6 тыс. долл.), а доля потребления домохозяйств одна из самых существенных (62,2 % ВВП), почти столько же, сколько у Бразилии (62,3 % ВВП), выше только у Мексики (64,8 % ВВП) и Турции (70,0 % ВВП). Денежная масса значительная (106,5 % ВВП), больше только у Китая и Южной Кореи, однако доходов бюджету явно не хватает (дефицит – 5,2 %), более существенная нехватка средств в казне только у Индии (5,4 %).

Объясняются эти парадоксы так. Современное развитие Вьетнама во многом эклектично, по стилю управления экономикой вьетнамские власти стремятся походить на Китай, Южную Корею или Тайвань, но при этом стараются сохранить оставшиеся со времен социализма обширные социальные гарантии. Кроме того, вьетнамское руководство нередко допускает явные стратегические и инвестиционные просчеты. Наиболее известный пример – история с первым во Вьетнаме нефтеперерабатывающим заводом в экономической зоне Дунг Куат, расположенным в нескольких сотнях километров от нефтяных месторождений юга Вьетнама и инфраструктурно с ними не связанным. Завод был открыт 22 февраля 2009 года, но уже через полгода из-за конструктивных недоработок приостановил работу. В дополнение, первоначальная смета строительства за годы возведения производства выросла более чем в два раза (1,4 млрд долл. на «старте» против 3 млрд долл. на «финише»).