Никита Кричевский - Россия. Сквозь санкции – к процветанию!

С общими количественными чертами более или менее разобрались. Перейдем к наиболее очевидным качественным закономерностям, сформулированным на основе обобщения публичной информации и экспертных выводов.

Во многих, если не сказать – во всех, рассматриваемых странах львиная доля национальных экономик приходится либо на компании с участием государства, либо на корпорации, контролируемые приближенными к властям «капитанами бизнеса» или кланами («семьями»). К примеру, в Китае компании, в которых государство является акционером, составляют 60 % капитализации фондового рынка, а в России и Бразилии на компании, в которых государство имеет контрольный пакет или значительную миноритарную долю, приходится 30–40% [33] См.: Leviathan as capitalist // The Economist. – 2014. – Jun 21st. . Причем во всех этих странах правительства не выказывают особого желания сдавать контроль над командными высотами в экономике, подтверждение чему – скрытое и явное противодействие приватизации, по сути, скрытый пересмотр ранее принятых решений.

Теперь о кланах. В Южной Корее доля тридцати крупнейших чеболей [34] Чеболи – группы формально самостоятельных финансово-промышленных компаний, находящихся в собственности близких и дальних родственников под единым административным и финансовым контролем. Наиболее известные чеболи: LG и Samsung (высокотехнологичная и телекоммуникационная продукция), Hyundai (судостроение, автомобилестроение, строительство, розничная торговля, финансы, электроника), Lotte (девелопмент, пищевая промышленность, ритейл), Daewoo (электроника, бытовая техника, автомобилестроение). Daewoo как финансово-промышленная группа не выдержала азиатского кризиса 1997–1998 годов и в 1999-м была ликвидирована в ходе «генеральной уборки» (южнокорейский мем, означающий процесс финансового оздоровления национальной экономики). составляет порядка 70 % экономики, а в Мексике на активы десяти наиболее успешных кланов приходится треть капитализации фондового рынка [35] См.: Шарма Р. Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда. – М., 2013. – С. 124, 197, 200–201. . Правда, непременным условием эффективной работы таких конгломератов является наличие высокоэффективного менеджмента, но это продолжение сквозной темы книги о значении компетенций в современной экономике.

Ошибочно полагать, что такая кумуляция, часто на грани монополизации, негативно отражается на макроэкономических показателях и внутрикорпоративных достижениях, что подтверждается, в том числе, результатами исследований различных экспертных центров. Так, несколько лет назад специалисты консалтинговой группы McKinsey подсчитали, что в период с 1997 по 2009 год южнокорейские «семейные» фирмы опережали глобальный фондовый рынок по доходности в среднем на 3 % в год. В исследовании Newsweek International Thomson Reuters содержится схожий вывод: в 1990-х эффективно управляемые чеболи значительно обошли своих «несемейных» соперников по всем шести основным фондовым индексам, в частности по французскому CAC – в три раза, немецкому DAX – в четыре. Параллели можно обнаружить и в других странах, тех же Бразилии, Индии, Китае, Мексике, России, причем очень часто производственной концентрации сопутствуют тесные неформальные связи кланов с правительствами (что не помешало, к примеру, Южной Корее занять достаточно высокое 46-е место в рейтинге ИВК-2013).

В этой связи показательна история создания и развития тайваньской корпорации Formosa Plastics Group (пусть Тайвань и не входит в нашу выборку). Formosa, созданная в 1957 году под непосредственным контролем правительства и в первоначальном варианте рассматривавшаяся как производитель изделий из пластмассы, практически с момента «закладки первого камня» пользовалась всеобъемлющей поддержкой тайваньского руководства: «создание барьеров, препятствующих импорту; предоставление налоговых льгот, позволяющих… получить больше прибыли и использовать заработанные средства в качестве инвестиций… обеспечение сырьем по субсидируемым ценам; введение пошлин, предотвращающих угрозы со стороны иностранных конкурентов» [36] Раджан Р. Г. Линии разлома: скрытые трещины, все еще угрожающие мировой экономике. – М., 2013. – С. 111. .

Наконец, еще одно свидетельство, на этот раз концентрации не активов, а проистекающего из них богатства. По итогам 2013 года в первой десятке стран с наибольшим количеством миллиардеров присутствовали три, а если прибавить Гонконг как особую китайскую территорию – четыре, государства из нашей выборки. Лидировали США (492 миллиардера), но уже на втором месте шел Китай (152), на третьем – Россия (111), на пятом – Индия (58), на седьмом – Гонконг (45). Если лидерство США и Китая вопросов не вызывает, то нахождение в топ-10 России и Индии говорит об огромном социальном расслоении в этих странах.

При анализе странового частного богатства обнаруживается одна неприглядная для России и Индии черта. Практически все страны – лидеры по числу миллиардеров занимают схожие позиции и по количеству домохозяйств-миллионеров, как это можно увидеть в исследованиях Forbes и Boston Consulting Group (в частности, «Global Wealth 2014: Riding a Wave of Growth»), результаты которых представлены в таблице 3.1. Все, но только не Индия с Россией, что вновь свидетельствует об огромной материальной (финансовой) поляризации и, конечно, о беспрецедентной концентрации богатства. Об Индии говорить не будем, что касается России, то, скорее всего, такая картина – эхо «дикой» приватизации 90-х, когда огромные промышленные богатства оказались в руках нескольких наиболее ушлых предпринимателей и их коррумпированных подельников.

Таблица 3.1

Примечание. Наибольшая концентрация богатства, если считать по удельному весу на 1000 домохозяйств, в Катаре (17,5 %), Швейцарии (12,7) и Сингапуре (10,0 %).

Источники: Forbes, Boston Consulting Group.

Хорошо это или плохо – отдельный разговор, но к настоящему моменту сверхконцентрация богатства в развивающихся странах налицо. Вполне вероятно, в дальнейшем реальные активы и богатство в формирующихся рынках станут менее концентрированными, но это, подчеркну, может быть, случится в будущем. Пока же остановимся на констатации фактически сложившегося кланового или, в российском преломлении, олигархического капитализма, а также отсутствия явной взаимосвязи между сосредоточением активов и динамикой экономического роста. Проще говоря, концентрация не предопределяет экономический рост, так же как не становится причиной экономического прозябания.