Нин Ван - Как Китай стал капиталистическим

Согласно официальной версии, индивидуальное предпринимательство в аграрном секторе негласно расцветало исключительно в деревнях провинции Аньхой, а центральное правительство распространило этот опыт по всему Китаю (см., например: Zheng Tougui 2009: 233). Однако подобная интерпретация событий не соответствует действительности. Фермерские хозяйства возникли в Оычуани за два года до описываемых событий; еще важнее то, что о них едва докладывали «наверх» – до тех пор, пока центральное правительство не санкционировало подобную практику. Известно, что частные фермы существовали в провинциях Гуйчжоу, Ганьсу, Хэнань, а также во Внутренней Монголии (Wu Jinglian 2005: 112). Скорее всего, возникали они и в других местах (Du Runshen 1998: 214). Власти не смогли бы так быстро и успешно провести аграрную реформу без широкой народной поддержки.

Нам будет легче понять, почему Китай так быстро перешел на фермерское хозяйствование, если мы вспомним, что оно не было чем-то новым для китайской деревни. Китай по меньшей мере три раза возвращался к нему после того, как Мао приступил к коллективизации (Fan Xiaochun 2009; см. также: Du Runshen 1998: 16–79; Hu Angang 2008: 341–345). Впервые это случилось в 1956 году, сразу после коллективизации и образования сельских кооперативов. При поддержке вице-премьера Дэн Цзыхуэя, отвечавшего за агросектор, многие провинции практиковали фермерство, а участники дискуссий на страницах «Жэнь-минь Жибао» отзывались о нем весьма благоприятно. В этой связи в центре общего внимания оказался уезд Юнцзя в провинции Чжэцзян. Но в 1957 году отношение к фермерам изменилось и Мао Цзэдун подверг Дэн Цзыхуэя резкой критике. Во второй раз о фермерстве вспомнили в конце 1958 – начале 1959 года, в эпоху «большого скачка»: для многих крестьян это был единственный способ выжить. Фермерские хозяйства появились в нескольких провинциях, включая Хубэй, Хунань, Хэнань, Цзянсу и Ганьсу, но после Лушаньской конференции в июле 1959-го с ними было покончено. В третий раз частное фермерство напомнило о себе в начале 1960-х, когда стало понятно, что «большой скачок» закончился провалом. Эту практику поощряли во многих провинциях, видя в ней временное решение проблемы дефицита зерна. Вначале Мао Цзэдун поддержал развитие индивидуального предпринимательства на селе, но в середине 1962 года травля возобновилась. Тем не менее во многих регионах Китая фермерство выживало, принимая разные обличья (Fan Xiaochun 2009: 382–384).

Необходимо отметить, что частное фермерство – это не унифицированная практика, а, скорее, общее наименование для целого ряда неколлективных форм хозяйствования, спонтанно возникших в сельских районах Китая (Tsou Tang 1986: 198–211; Zweig 1997: 55–56). Коллективное хозяйствование было крайней формой ведения социалистического сельского хозяйства, при которой работы организовывались производственными бригадами (или коммунами, как это было во времена «культурной революции»), а крестьянские дворы рассматривались как лица, работавшие по найму. В качестве примера такой крайности можно привести государственные хозяйства. На другом полюсе находились крестьянские дворы, занимавшиеся фермерством, тогда как производственные бригады выступали в качестве землевладельцев. Между этими двумя полюсами располагается целый спектр промежуточных договорных форм, каждая из которых определяла права и обязанности крестьянских дворов во взаимоотношениях с производственной бригадой. Объединяет их одно – отклонение от насаждавшейся Мао модели чистого коллективизма. Стоило китайскому правительству провозгласить частное фермерство государственной политикой, разнообразие форм хозяйствования исчезло. Система производственной ответственности (закрепление за крестьянскими домохозяйствами производственных заданий), принятая во всем Китае начиная с 1982 года, покончила с производственными бригадами на селе – колхозы в той или иной форме (включая знаменитые деревни Дацю в Тяньцзине и Хуаси в провинции Цзянсу) сохранились лишь в нескольких районах. Таким образом, крестьянский двор превратился в единственного субъекта в сельском хозяйстве.

Это вынужденное единообразие вполне объяснимо, если посмотреть на него с точки зрения людей, ответственных за определение курса и воплощение решений в жизнь. Безусловно, было бы гораздо сложнее согласовывать между собой различные формы хозяйствования и договорные отношения. Нельзя было исключать и такой сценарий, при котором местные партийные кадры, будь у них выбор, постарались бы сохранить статус-кво и помешать реформам. Единая для всей страны система закрепления производственных заданий за крестьянскими дворами и роспуск производственных бригад позволили правительству успешно провести аграрную реформу, задействовав вертикаль власти. Но как только система производственной ответственности была возведена в ранг государственной политики, само существование колхозов стало восприниматься как прямое посягательство на реформу. В результате из-за политического давления вынуждены были закрыться даже успешные колхозы [95] В подробном исследовании, посвященном деревне в провинции Цзянсу, Ли Хуайин показал, что деколлективизация была «в основном процессом, спланированным и навязанным сверху государством» (Li Huaiyin 2009: 268). .

Но с точки зрения развития институтов навязанное единообразие и насильственный роспуск производственных бригад, вне всякого сомнения, представляли собой шаг назад. В китайской деревне семья всегда была первичной ячейкой общества и формой его организации – вплоть до социалистических преобразований 1950-х годов. Несмотря на полный провал в сельском хозяйстве, инициированный Мао социальный эксперимент все же привел к организационной революции в деревне. Впервые в истории китайская деревня переживала рождение коллективных объединений, которые не были основаны на принципе родства, – то есть производственных бригад и коммун. Пусть организационная революция была инспирирована государством – она породила новую организационную инфраструктуру за рамками семьи, рода и клана.

В мире технологий с появлением новых изобретений предшествующие достижения часто утрачивают актуальность или вовсе выходят из употребления. Например, с распространением персональных компьютеров с удобными в использовании программами для обработки текста исчезла надобность в печатных машинках. Каждое новое поколение компьютерных микросхем, как правило, превосходит предыдущее и вытесняет его. Но с институциональными изменениями все обстоит иначе. Институты нельзя мерить с помощью какой-либо одной шкалы в силу их сложности и многогранности. Разнообразие институтов скорее благоприятствует инновациям.