Юрий Благов - Корпоративная социальная ответственность. Эволюция концепции

По мнению Д. Виндзор, среди лидеров бизнеса уже с 1920-х гг. широкую популярность приобрели как идеи социальной ответственности, так и следование практикам, соответствующим трем основным моделям: «постделовой» филантропии, «доделовых» правовых ограничений и «делового» морального поведения [Windsor, 2001, p. 229]. Предельно широкую временную трактовку концепции КСО предлагает Д. Андерсон, соотнося ее начала с историей древних цивилизаций [Anderson, 1989, p. 30].

В данной монографии принята классическая трактовка, предложенная Дж. Н. Кейнсом еще в 1891 г.: «Позитивная наука… – совокупность систематических знаний, относящихся к тому, что есть; нормативная, или регулятивная наука. – совокупность систематических знаний, относящихся к тому, что должно быть.» [цит. по: Фридман, 1994, с. 20]. Выделенное тем же Дж. Н. Кейнсом в отдельную статью «искусство. – система правил для достижения цели» [там же], трактуется здесь как инструментальный подход. Таким образом, дескриптивный (описательный) и инструментальный подходы, как основанные на сборе и анализе эмпирических данных, рассматриваются в качестве атрибутов позитивной науки. Соответственно, нормативный подход, основанный на философских умозаключениях, – как атрибут нормативной науки.

Ф. Де Баккер, П. Гроневеген и Ф. Ден Хонд в этой связи отмечают, что «концепции, касающиеся социальных проблем в менеджменте, таких как корпоративная социальная ответственность / корпоративная социальная деятельность, корпоративное гражданство и концепция заинтересованных сторон, являются нормативными в двух смыслах. Во-первых. теоретики в данной области стремятся подчеркнуть, что фирмы несут социальные обязательства, а заинтересованные стороны имеют соответствующие потребности, на которые фирмы должны обращать внимание. Во-вторых, эти теоретики чувствуют себя обязанными защищать относительную неортодоксальность данной позиции (или же их вынуждают делать это) и в результате обосновывать свои предпочтения, прибегая к этическим аргументам. Именно это второе значение нормативизма и отличает литературу о социальных проблемах, заинтересованных сторонах и т. д. от более традиционных управленческих исследований» [De Bakker, Groenewegen, Den Hond, 2005, p. 312-313].

Об основных идеях ведущих представителей постпозитивизма: К. Поппера (критерий фальсификации), Т. Куна (концепции «парадигмы» и «нормальной науки»), а также И. Лакатоса («исследовательская программа» и ее «жесткое ядро») – см. в [Структура научных революций, 2003].

Согласно определению Т. Куна, парадигма представляет собой «научные достижения, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для его дальнейшей практической деятельности» [Структура научных революций, 2003, с. 34].

Представляется, что концепция Х может рассматриваться в качестве альтернативы концепции Y, если они описывают один и тот же объект, относятся к одному и тому же подходу и являются взаимоисключающими. В данном контексте представляется некорректным рассматривать нормативные и позитивные концепции в качестве альтернативных.

Универсализм и утилитаризм не исчерпывают всего многообразия деонтологических и телеологических теорий, основанных, соответственно, на использовании критериев намерений и результатов. Тем не менее именно эти теории и их интерпретации лежат в основе многочисленных моделей принятия управленческих решений, рассматриваемых в этике бизнеса. См., например, [Kaptein, Wempe, 2002, p. 54]. Об особенностях использования утилитарного и универсального этического анализа в принятии управленческих решений см. также [Сторчевой, 2009б].

Характерно, что М. Вебер – основоположник «этики ответственности» – приступил к развитию своей концепции, столкнувшись с проблемой «этичного» в сферах политики и экономики. Он подчеркивал, что тот, кто вынужден принимать важные, затрагивающие множество судеб решения в политике и экономике, всегда будет чувствовать себя обязанным не только оставаться честным и справедливым в намерениях, но и взвешивать все возможные последствия предпринимаемых действий [Вебер, 1990, с. 49-50].

Истоки аргументации Т. Левитта можно найти в гораздо более ранних трудах, в частности – у А. Смита (концепция «невидимой руки рынка»). Тем не менее анализ работ, опубликованных до начала современной дискуссии о КСО, не входит в задачи данной монографии. Кроме того, как наглядно демонстрируют специальные исследования, «невидимая рука», рассмотренная А. Смитом в «Исследовании о природе и причинах богатства народов», трактовалась им в совокупности с неким «внутренним моральным законом», обусловливающим «симпатию» как важнейшую добродетель в человеческом взаимодействии и подробно рассмотренном в книге «Теория нравственных чувств». См., напр. [Werhane, 1999].

Важно отметить, что, признавая собственников и высших менеджеров субъектами КСО, М. Фридман вовсе не трактовал их в качестве независимых моральных агентов, а лишь подчеркивал их роль в принятии решений, направленных на следование рыночным силам.

Строго говоря, Дж. Гелбрейт предлагал еще один путь – замену советов директоров, не способных реально влиять на принятие решений технократами, «советами общественных аудиторов». Эти советы должны были бы обеспечивать исполнение законов и регулирующих постановлений, отчитываться о решении корпоративных проблем, вызывающих общественное беспокойство, а также контролировать добросовестность менеджеров [Galbraith, 1977, p. 278]. Очевидно, впрочем, что в данном контексте речь идет лишь о разных формах общественного контроля.

К. Девис, впрочем, отмечает, что предположение о потере социальной власти не является нормативным в том смысле, что это «обязательно произойдет», но подразумевает некую устойчивую тенденцию [Davis, 1967, p. 50].

Показательно, что позиция Т. Левитта в данном вопросе, по сути, противоположна. Он писал, что «бизнес должен осознать, что относится к функциям государства, и предоставить ему возможность исполнения этих функций, отвлекаясь на борьбу с государством лишь там, где оно напрямую вмешивается в дела бизнеса. Необходимо позволить государству заботиться об общем благосостоянии, преимущественно сосредоточившись на материальных аспектах этого благосостояния» [Levitt, 1958, p. 49].

Позиция К. Девиса в этом вопросе контрастировала с более популярной широкой трактовкой КСО, представленной, в частности, взглядами Дж. Макгуира, еще в 1963 г. отмечавшего, что «корпорация имеет не только экономические и правовые обязательства, но несет и некую ответственность перед обществом, выходящую за их пределы» [McGuire, 1963, p. 144].