Владимир Рожанковский - Великая экономическая капитуляция XXI века. В соавторстве с Яной Янкович, TeleTrade

Немного общеизвестных фактов про «загибающийся» (по версии западных аналитиков) Китай:

Согласно официальным данным Государственного Статистического Бюро КНР, за период с января 2014 года по декабрь 2016 года цементная индустрия Китая выпустила этого базового строительного сырья в объёме порядка 7,5 млрд тонн. США в последние годы производят около 80 млн тонн цемента в год (в 30 раз меньше Китая);

КНР является мировым лидером по производству большинства видов промышленной продукции, в том числе по производству автомобилей и потребительскому спросу на них;

К концу 2013 года общая длина автомобильных дорог превысила 4,1 млн километров, включая 104,5 тысяч скоростных автомагистралей.

По состоянию на сентябрь 2013 г. общая протяженность высокоскоростных железных дорог Китая составила более 10463 км (1-е место в мире по длине), с максимальной скоростью движения поездов 380 км/ч.

Китай в среднем каждый год строит по 100 аэропортов. Аналогов темпов строительства подобных сложных объектов в мире нет.

Хотя к концу 2015 г. общая площадь нереализованного коммерческого жилья в Китае составила 719 млн кв. м. (знакомая картина, не правда ли – кризис, есть кризис?), за 30 лет китайцы увеличили жилую площадь страны в 8 раз, ежегодно вводя в эксплуатация по 1,3—1,4 млрд квадратных метров жилой недвижимости.

Через 10 лет в Китае 220 городов будут с населением больше 1 млн. человек.

Обобщения и выводы оставляем на усмотрение читателя.

«Обеспечительные бумаги» и биржевые товары: что своевременно не сделали Китай и Россия

Поражает, что на фоне всё более ясной и отчётливой демонстрации своих политических амбиций, ни Россия, ни Китай не предприняли за истекшее десятилетие, по сути, ни единой осмысленно спланированной попытки лоббирования своих интересов на международной финансово-экономической арене, хотя военно-политических акций – хоть отбавляй. Но показывать военную силу – это одно (и никто не говорит, что это однозначно плохо – это отдельная тема расследования, и, слава богу, не наша), но доказывать финансовую самостоятельность – совсем другое, а тяжёлую работу на Востоке обычно не почитают (хотя у нас в русском языке – огромное количество мудростей про трудолюбие типа «Делу – время, потехе – час», «Терпение и труд всё перетрут» и т. д. Видимо, это относилось к нашим далёким предкам и как-то растворилось в обновлённом российском генофонде. Подобный, с позволения сказать, инфантилизм и вера, что всё «само собой „рассосётся“ и образуется» поистине поражает воображение и укрепляет во мнении, что подобное благодушие не могло не привести к той печальной развязке, которую мы сейчас и созерцаем. Похоже, лидеры развивающихся стран – в том числе, и России – хотя эпизодически и отвешивали колкости в отношении «заснувших у руля», но глубины случившейся макроэкономической катастрофы не осознали (и вряд ли по сей день осознают).

Сейчас трудно понять, что именно стало самым большим камнем преткновения против программы-минимум – выработки некоего письменного меморандума «финансового взаиморасчёта» между Западом и Востоком. Безусловно, более чем справедливы доводы о том, что Китай был и остаётся крупнейшим иностранным держателем госдолга США, и по этой причине избегает открытых конфронтаций со своим главным финансовым контрагентом. Правда также – и то, что Китай в плане постижения канонов международной финансовой дипломатии развивается очень медленно и по-прежнему находится на начальной стадии развития – на стадии тестирования азов международных расчётов, формирования единой концепции экономического ставочного монетаризма и глубины рынка обеспечительных активов.

Вместе с тем, открытые нападки и нравоучения – наподобие тех, которые в свою бытность министром финансов США не уставал повторять Тимоти Гайтнер – «укрепите юань, или… „пеняйте на себя“» Китай неизменно довольно жёстко парировал подобные рефрены, но в мягком ключе: «дескать, курс юаня – это наше внутреннее дело», но дальше вежливого возражения никогда не позволял себе заходить.

Китай несколько раз пытался создавать совместно со своими главными региональными торговыми партнёрами по Азиатско-Тихоокеанскому региону режим благоприятствования торговли в юанях. Казалось бы, что за дело Европе и США, в какой валюте будут вестись расчёты локальных товарных контрактов, коль скоро они никаким боком не затрагивают ни патенты, ни физический импорт, ни даже – в том или ином виде – юрисдикции последних? Логика здесь, вроде бы, не подразумевает двойных толкований, и тем не менее, все подобные «несанкционированные эксперименты», как мы знаем, закончились анонсированием Вашингтоном создания открыто антикитайского Транс-Тихоокеанского партнёрства (Trans-Pacific Partnership, TPP). Где здесь были провалы и упущения со стороны Китая? Должен ли был Китай действовать жёстче или, наоборот, мягче?

На самом деле, надо признать, Китай упустил один из наиболее явных своих козырей – тот факт, что в период с конца 90-х по начало 2010-х он был крупнейшим в мире игроком на рынке физических активов. Покупки металлов – меди, цинка, стали, а также золота и серебра – выросли за вышеуказанный период с 45% до порядка 60% от общемировых. Причём, ещё 15—20% от этого объёма приходились на соседнюю Индию, роль экспортёра природных ресурсов которой в последние годы неуклонно повышается в противофазе к замедлению глобальной экономики. Приобретение физических активов развитыми странами на этом фоне было более чем скромным и, что самое главное, показывало тенденцию к ежегодному сокращению. Поскольку ни Америка, ни Европа не показывали двузначных темпов роста своих экономик, физические активы (активы товарных рынков) в сопоставимых объёмах не были попросту востребованы этими экономиками. Развитие шло, главным образом, по пути дальнейшего пакетирования (секьюритизации – от слова «securities», ценные бумаги) государственного и корпоративного долга, раздувания объёмов и значимости для экономики США её фондового рынка и, в меньшей степени, – различных потребительских услуг, что некоторые американские популяризаторы – такие как Сет Годин (Seth Godin) и Нил Флигстайн (Neil Fligstein) – назвали «пост-индустриальным обществом».

Вся история мировых турбуленций, «цветных революций» и дальнейшего расслоения социальных слоёв – произошедших в период безуспешных попыток вернуть Западные экономики на заданные траектории комфортного роста (более 3—3,5% в год) сильно намекает на то, что, на самом деле, никакого «пост-индустриального общества» в виде устойчивого макроэкономического феномена не существовало. Интернет, несомненно, упростил многие коммуникационные процессы, но не обеспечил ключевого фактора – пресловутой осязаемой добавленной стоимости к мировому экономическому продукту, что было понятно ещё в далёком 2000-й году, когда произошёл крах «Dot-Com’ов». Почему для этого потребовалось «наступать дважды на одни и те же грабли» – непонятно.