Петр Казаков - Тропой легенды

Привели в хату. Сам начальник-каратель допрашивал:

«Где отряд, где командир?»

«Не знаю ничего», — отвечаю.

Высекли меня, а под утро — снова на допрос. Отказываюсь, требую, чтоб освободили.

«Из советского отряда, коммунист?»

«Нет, местный я — бандурист. Кремень мое прозвище».

«Кремень? — переспрашивает палач и заорал: — Добавить!»

Целый день мучили. А под вечер, когда еле жив был, снова:

«Так ты песенник?..»

Взял тут офицер со стола вилку, которой яичницу жрал, и говорит:

«Бандурист должен быть слепым, чтоб не видел дел земных. От этого песни его будут приятнее».

И дважды ткнул вилкой в лицо мне… Потом велел выбросить вон из хаты.

Как пришел я в себя — не помню. Кругом темно! Ослепили, изверги…

Через пять дней нашел свою лодку. Вытянулся командир, спокойным стал. Под окровавленной кожаной тужуркой нащупал то, что он спасти мне велел, — пояс. Вроде бархатный, широкий, как многие наши украинцы носят, был он с непонятной вышивкой… Спрятал у себя на груди.

В тот же день пришел я к Акиму Николаевичу и Марии Тарасовне, ибо дружил с ними давно и дело-то это недалеко от их дома случилось. Помогли они — принесли Прибыткова в Ласковичи, обмыли. Ночью мы похоронили комиссара. Пояс я через несколько дней, как окреп, тайно ото всех зарыл…

В это последнее в Ласковичах утро ребята проснулись рано. После сорокадвухдневного похода по проселкам и шляхам Галиции и Подолии, сделав пешком и на попутном транспорте огромный, почти в полтысячи километров, путь, отряд направлялся в Подельск — конечный пункт экспедиции.

Конечный пункт!.. Не легко определился он. Еще в Москве, когда Сашко повесил в классе карту, ребята двенадцатого отряда начали свое путешествие. Мало-помалу на карте вырисовывались разрозненные отрезки будущего маршрута. Ежедневно карта украшалась малюсенькими флажками, которыми ребята отмечали рейд партизанского отряда. Еще не выезжая из Москвы, будущие путешественники познакомились с украинскими пионерами. Штаб экспедиционного отряда получал из писем все новые и новые сведения о Прибыткове.

Мысль завести переписку с пионерами тех мест, по которым пройдет экспедиция, принадлежала Антонине Антоновне. Ребята написали много писем незнакомым друзьям. Началась эпоха погони за адресами. Внимательно просматривались газеты, журналы, где упоминалось хоть несколько слов о каком-нибудь школьнике, живущем на Збруче, заметки в «Пионерской правде» о тернопольских пионерах, школьниках из Хмельницкого. И ни одно письмо не осталось без ответа.

На уроках географии Антонина Антоновна стала больше рассказывать об украинской земле, о ее природных богатствах, о реках, лесах и городах. И ребята жадно ловили каждое новое сообщение. Она с увлечением говорила о героической истории народов, с незапамятных времен населявших юго-запад Русского государства, о многовековой дружбе украинцев и русских.

И вот наконец — дороги, дороги! Города и местечки, поля и луга. Запах отработанного керосина и аромат скошенных трав. И пыль, и солнце… Но главное — люди. Сколько их встречалось юным путешественникам, и каждый старался помочь ребятам с далекого Чистопрудного переулка, затерявшегося во многомиллионной Москве…

— Товарищ начальник отряда!

Сашко вздрогнул от звонкого голоса Феди Прибыткова, стал «смирно» и выслушал рапорт.

— Все на местах. Все готово.

— Вперед!

Ребят принял секретарь райкома комсомола — коренастый паренек в динамовской футболке. В тесном кабинете было жарко, с улицы лился напоенный запахами спелого зерна и сухого сена воздух. Секретарь радушно рассадил всех. Ивану Порфирьевичу уступил свое место.

— Клад? — переспросил он, почесывая еле пробивавшиеся белесые усики. — Партизанский отряд комиссара Прибылова? Как же, слыхал! Чудесная легенда. В ней рассказывается, что Прибылов оставил галичанам ключ счастья и рушник братства со своими восточными братьями. Зарыл он их глубоко в землю под двумя каштанами в нашем городке. Но сыщики дефензивы и петлюровцы выкрали и ключ и рушник, чтоб лишить украинцев возможности воссоединиться с Советской Украиной. Только в сентябре 1939 года Советская Армия…

— Мы знаем эту легенду, — перебил увлекшегося секретаря Сашко. — Нам надо осмотреть место, где растут каштаны.

— Возможно, клад и по сей день там! — предположила Кама.

Секретарь райкома покачал головой.

— Что касается самого клада, то еще в двадцать первом году раскопали его петлюровцы и передали пилсудчикам. За это какую-то льготу получили от властей.

— А почему партизаны стреляли? — спросил Федя. — Боец один бабушке так и сказал: «Залп был дан, и отряд разошелся!»

— Есть предположение, что в момент залпа партизаны сняли с древка свое победоносное знамя. — Голос секретаря дрогнул. — Для того, видно, так сделал Прибытков, чтобы бойцы поняли этот шаг как прекращение войны с Польшей, заключившей к тому времени с нашей Родиной мир. Своими боевыми действиями Прибытков не хотел вызвать пограничных инцидентов. Он честно выполнил свой долг…

Все минуту помолчали. Коля Сергеев поделился с секретарем впечатлениями о походе, о материалах, которые собраны экспедицией. Секретарь, внимательно выслушав, подбежал к книжному шкафу, достал из него потрепанную книгу в сером переплете.

— Вот послушайте, ребята, что рассказывает один польский автор о советских бойцах тех героических лет:

«Исключительная храбрость солдат Красной Армии была поразительна. Однажды одно из соединений Рыдз-Смиглы заняло украинскую деревню. Командир части собрал совещание. Неожиданно в буденовке и красных штанах на штаб налетел красноармеец. Из револьвера он в упор расстрелял двух генералов, полковника, набросился на штабных офицеров. Все были парализованы. Пока охрана пришла в себя, буденновец убил девять офицеров. Бросились в погоню, но никого не обнаружили…»

— К сожалению, — закончил секретарь, — имя этого героя так и не установлено. Может быть, он был из отряда Прибыткова…

— Покажите нам каштаны, — с замиранием сердца обратился Федя, поднимаясь и поправляя на груди портупею.

— Вокруг каштанов теперь наша молодежь разбила парк, — пояснили ребятам вошедшие работники райкома. — Каштаны мы бережем!..

Тридцать с лишним лет назад каштаны росли за чертой Подельска. Город вырос, и незаметно два любимых подельчанами дерева с окружавшим их буковым и ясеневым молодняком оказались в центре, посреди просторного городского парка.

Каштаны были великолепны. Их темно-зеленые продолговатые листья, перебираемые ласковым ветерком, нашептывали что-то волнующее, незабываемое. Ровные, как свечи, стволы с мощными ветвями жизнерадостно устремлены вверх, к свету. Корни, уходящие к самому сердцу земли, прочно держали крону, зонтом навешенную над поляной.