Олег Раин - Капризная маркиза

А «калиточку» Денис обещал непременно найти. И он старался. Это был странный маршрут. Мы вроде гуляли по зимнему Парижу, любовались архитектурой, и в то же время Денис вел себя необычно. Он не походил на ищейку и не принюхивался к воздуху, но иногда замирал, будто прислушиваясь к чему-то неведомому. Приседая, трогал заснеженные камни мостовой, ладонями касался зданий.

В церковь Святого Этьена мы заглянули тоже по его инициативе.

— Что-то здесь есть… — шепнул Денис.

— Что?

— Похожее на тоннель, — тем же шепотом пояснил Денис. — Но где-то глубоко. В подвалах…

В подвалы мы, конечно, не полезли, зато погрелись и вволю посидели на лавочке. Маленький зал пустовал, но человечек за органом все равно старался. Может быть, для себя, а может, и для нас. Пестрый витраж, точно огромный иллюминатор, давал возможность лицезреть мир, и мир сквозь витраж выглядел совершенно особенно — по-детски сказочно, не по-январски солнечно. Служитель играл что-то незнакомое — тягучее, как мед, наполняющее головы томительным ожиданием. Впрочем, орган гудел неровно, иной раз доходя до столь мощных обертонов, что начинали вибрировать стены. Волшебным звукам было тесно в каменном теле церквушки, они рвались наружу, сотрясая древнюю кладку, точно прутья клетки.

Ничего удивительного, что после церкви мы оказались на кладбище Пер-Лашез. Это было совсем рядом, но стремительность перехода нас не ошеломила. Лавой органной музыки нас просто перенесло из одного города в другой — мрачноватый и величаво-молчаливый.

Миновав могилы Пруста, Уайлда и Бальзака, мы нашли плиту Эдит Пиаф, не сговариваясь, расчистили ее от снега. Тут же поблизости отыскалось и надгробие Ива Монтана. Потом мы постояли у памятников Джиму Моррисону, Альфонсу Доде, и Денис, конечно же, прошелся по участку с любимыми маршалами-генералами — с Мюратом, Лефевром, Даву. В общем, знаменитости здесь попадались на каждом шагу — Пикассо, Шопен, Энгр, Модильяни, Крейцер, Давид — все они были здесь…

Мне захотелось взглянуть на место, где похоронили Айседору Дункан, жену Сергея Есенина, и мы нашли ее в огромном колумбарии рядом с Нестором Махно. На крохотной полочке украинского батьки вперемешку с лепестками роз лежали записки от поклонников-анархистов. У Дункан было сиротливо и пусто. Парочку лепестков я перенесла от Махно к танцовщице. Думаю, Нестор Иванович на меня не обиделся.

— Она интересно танцевала, я видела старые ленты, — поделилась я с Денисом. — Каждый танец — экспромт. Прямо на ходу выдумывала, представляешь?

— А Махно здесь жил уже инвалидом — без ноги, весь в шрамах от пуль и осколков… — Денис поежился. — Странно, но я почему-то ничего не чувствую.

— А что ты должен чувствовать?

— Трудно объяснить… На кладбищах часто встречаются аномалии.

— Нам нужна аномалия?

Денис вздохнул. Видимо, объяснить, что именно нам нужно, было, в самом деле, не просто.

Порядком подустав, мы продолжили путешествие по заснеженным тротуарам, и за нами покорно тянулись цепочки следов. Снегоуборочные машины вовсю шлифовали Париж, но сюда, в вертлявую узость старинных улочек, свирепые механизмы пока не совались. Наверное, опасались застрять, — и правильно, между прочим.

Мост Альма, к которому мы выбрели уже в первом часу дня, наполнил меня унынием. Именно здесь погибла принцесса Диана. Как, отчего и за что — не выяснили по сию пору. Или, может, не выясняли…

— Денис, а поскорее нельзя? — я скосила глаза на спутника. — Сколько же можно бродить?

Он неловко улыбнулся.

— Ты все еще не передумала?

Я помотала головой.

— Точно?

Моя голова затряслась уже в иной плоскости.

— Тогда ладно…

— Что ладно?

Денис смущенно отвел глаза.

— Мы вроде как уже пришли. А если честно, то это можно было попробовать и раньше. В других точках.

— Зачем же мы столько ходили?

— Ну… Памятники смотрели, воздухом дышали, разве плохо? И потом мало ли… Я боялся, что ты передумаешь.

Слово «боялся» он произнес точно «надеялся», и в этом чудился подвох.

— Вот, значит, для чего ты таскал меня по всему городу! — я не на шутку рассердилась. — Ждал, когда я устану и передумаю?

— Не только…

— Да ты, может, и не знаешь ничего о переходах!

— Жанн, пожалуйста, не сердись.

— Хорошенькое дело! — меня продолжало нести. — Обещал одно, а теперь — другое? Книжки подсовываешь, в таинственность играешь… Скажи уж прямо, что ничего не выйдет!

— Успокойся, все у нас получится.

— Что получится? Что?!

— Все, чего ты пожелаешь. — Денис крепко взял меня за руку, развернул к небольшому магазинчику. Он точно разом на что-то решился. Даже лицо у него приобрело несвойственную торжественность. — Видишь этот «Бушери», вот туда и зайдем.

— Перекусить?

— Нет, не для этого.

— А для чего?

— Ты же сама просила. Вот там все и случится. Я знаю.

— Знаешь?

— Скорее, чувствую. Я зайду первым, а ты сосчитаешь до десяти — и иди следом за мной.

Я немного растерялась.

— Погоди, погоди! Мы же хотели вместе!

— Понимаешь, так будет безопаснее. Но запомни, считаешь ровно до десяти, это на всякий случай.

— Какой еще случай?

— Ну, мало ли что… — Денис смотрел в сторону магазинчика. — Видишь ли, если что-то пойдет не так, я успею выскочить, а ты — нет.

— Почему это я не успею?

— Потому что не успеешь, — Денис взглянул на меня кротко, с какой-то даже обидой, и я обескуражено кивнула. Ну, не могла я ничем возразить, когда на меня так смотрели. Максу бы так научиться! Но ведь этому не научишься…

— Пошли? — не дожидаясь ответа, Денис потянул меня к магазинчику. Перед дверью мы остановились, он едва уловимо сжал мою ладонь и тут же выпустил. На миг мне стало страшно. До меня вдруг дошло, что это уже не игра в пустое упрямство, не крестики-нолики, — тут все на полном серьезе. Наверное, Дениса нужно было остановить, попробовать снова ухватить за руку. Но я точно окаменела. В голове кружилась обморочная карусель, в горле предательски пересохло.

— Денис! — шепнула я, но он не услышал. — Постой!

Но он уже входил в помещение. Еще мгновение, и матовое дверное стекло скрыло мальчишечью фигуру. Я запоздало припомнила, что нужно считать. Ровно до десяти. Хотя смысл счета мне был по-прежнему неясен.

Если что случится…

То есть, если не случится, все понятно, а если случится слишком быстро? Или слишком страшно? Или, например, он сумеет уйти, а я нет?

Или это все бред, навеянный фантазиями Всеволода Галльского? Атланты, подземелья, свернутые и развернутые пространства… С чего я взяла, что мы сумеем попасть домой? Мало ли что взбрело в мою глупую голову! Домой, видите ли, загорелось вернуться…

Я так толком и не поняла, сколько прошло времени — десять секунд или десять минут. Рванув на себя дверную ручку, я почти бегом устремилась внутрь.