Виктор Логинов - Самая главная тайна

— Да нет. — Петька сел на старую, опрокинутую кверху днищем лодку. — Он говорит, что бутылку в замке нашел. Что-то тут кроется, по-моему. Но это еще не все. Он запретил мне ребят на остров приводить. Говорит, что ему полковник такой приказ дал.

— Вполне возможно, — сказал Валька. — Но чья же это бутылка? Кто-то ведь ее оставил...

— Кто-то оставил, — согласился Петька. — Но от деда ничего не добьешься. После того раза, когда к нему полковник приезжал, он совсем бешеным стал. А из-за чего — не знаю. Теперь у нас на одного тебя надежда.

— Ничего не выйдет, Петька... — И Валька рассказал командиру о своей неудаче.

— И там этот историк побывал! — выдавил Петька. — Везде он нас опережает! Вчера я его на острове видел. Шастает чего-то, высматривает. Что ему надо?

— Может, он тоже вход в подземелье ищет?

— Если у него план в руках, чего искать?..

— А если у него нет плана?

— Выходит, что нет...

Петька удрученно замолчал.

— Надо подождать, — наконец сказал Валька. — Все равно у вас испытания.

— Да, только это и остается. Теперь мы, наверное, долго не встретимся, я буду у тетки жить.

— А если что случится?

— Что может случиться? Жди меня. Я после испытаний вернусь. Это что у тебя за пакет?

— Да так, — неохотно пробормотал Валька.

— Не доверяешь, что ли?

— Вещи Проскурякова, — выдавил Валька.

— Какие вещи? — встрепенулся Петька.

— Да так... пустяки. Фотокарточка, патрон... кинжал.

— Кинжал? Покажи, — потребовал Петька.

— Разверни. Не хочу к ним прикасаться. В озере утоплю.

Петька поспешно развернул, и к его ногам упал кинжал с плексигласовой рукояткой.

— Я так и думал! — воскликнул Петька, хватая его. — Ты знаешь, кто кинжал делал?

— Откуда мне знать.

— Мой дед! Да, да, мой дед! Он три таких кинжала сделал: твоему отцу, полковнику и Проскурякову. — Петька помедлил, словно у него перехватило дыхание, и заключил: — Но этот кинжал не Проскурякова!

— Как не Проскурякова? — возразил Валька. — Нет, Проскурякова. Он мне сам его подарил.

— Этот кинжал не Проскурякова, — настаивал Петька. — И ты знаешь, чей он?

— Мне его Проскуряков дал, — повторил Валька.

— Он дал тебе кинжал твоего отца! — медленно выговорил Петька. — Да, да, это точно! Ты уж мне поверь. Кинжал принадлежал твоему отцу! А достался он Проскурякову от гестаповцев.

— Не понимаю...

— Да все очень понятно. Кинжал Проскурякова был найден в теле партизана, который сделал надпись в подземелье. Это установлено и всем известно. Полковник после войны свой кинжал сдал в музей. Он и сейчас там лежит. Ты можешь сходить в музей и убедиться. Чей же тогда этот кинжал? Твоего отца! — торжествующе выговорил Петька. — Когда твой отец попал к немцам в плен, им и достался его кинжал. А потом, я думаю, уже после освобождения этих мест, когда Проскуряков уничтожил партизана Марчука, гестаповцы и вручили ему кинжал твоего отца. Чтобы никто Проскурякова не заподозрил. Понятно теперь?

— Вон оно что-о, — протянул Валька. — То-то он мне его и подарил. Видно, его совесть мучила.

— Наверняка мучила. А ты еще хотел утопить такую святую ценность! — упрекнул друга Петька.

— Да разве же я знал!

— Не знал, — согласился Петька. — Теперь в музее два кинжала лежать будут! Ты же в музей его сдашь, да?

— Нет. Если это правда кинжал отца, никуда я его не сдам. Он будет храниться у меня до самой моей смерти. В музее есть один — хватит.

— Это, конечно, твое дело...

— Ну, на месяц, может, я и разрешу полежать, — сдался Валька, видя, что Петька нахмурился. — Пусть люди посмотрят. Только надо твердо знать, точно ли кинжал принадлежал моему отцу. Может, это ошибка.

— Я видел кинжал в музее. — Петька повертел нож в руках. — Похожи, как две капли воды. Но если ты хочешь убедиться, я покажу кинжал деду, — предложил Петька. — Можно?

— Конечно. Пусть он посмотрит.

— А все остальное... топить будешь?

Валька молча посмотрел на сверток.

— Погоди, чего спешить. Давай-ка я возьму его да припрячу. Может, пригодится, а?

— Как хочешь.

— Ну, я поплыл. Мы договорились. Кинжал я тебе притащу, не беспокойся.

— Если он Проскурякова, то не надо.

— Я могу ручаться, что не Проскурякова, — уверенно заявил Петька. — Бывай.

Он вошел в воду и, держа сверток над головой, поплыл к острову. Валька следил за ним, пока он не выбрался на берег.

Уткнувшись в подушку, плакала в своем флигельке Магда. Плечи ее вздрагивали. Магда шмыгала носом. Иногда у нее вырывалось отчаянное громкое рыдание.

А в комнате, по привычке ломая руки, плакала мать. Она ходила из угла в угол, и слезы густо капали на пол, словно в окно захлестывал дождь.

Увидев Вальку, мать отвернулась и громко сказала:

— Иди погуляй...

Валька недоуменно пожал плечами и вышел.

Рыдания Магды были слышны на веранде. Валька подошел к окну флигелечка и, постояв немножко, сказал:

— Магда?.. А, Магда?

Она подняла заплаканное лицо и опять уронила голову на подушку.

— Но в чем дело? — спросил Валька. — Что случилось?

Магда не отвечала, только плакала.

Тогда Валька вошел к матери и сказал:

— Мама, я хочу все знать.

— Что тебе надо знать? — сурово отозвалась мать. — Это тебя не касается!

— Почему плачет Магда?

— Ты бы лучше спросил, почему плачу я.

— Тебе-то плакать, по-моему, неприлично.

— Она мне нагрубила, если хочешь знать. Она гадкая девчонка!

— А ты ее, конечно, оскорбила?

— Я ей просто сказала, что о ней думаю. И ты, пожалуйста, не вмешивайся, Валя. Ты ничего не знаешь. Ей у нас не место! Я и сама могу приготовить завтрак. Я это умею не хуже ее. Дементий Александрович ее сегодня же уволит! Почему ты так смотришь на меня?

— Да потому, мама, что не нравится мне все это. По-моему, это нехорошо.

— Мне известно, что ты к ней бегаешь. Она тебя чем-то приворожила. Но ты ее плохо знаешь. Она гадкая! — воскликнула мать.

— Успокойся, мама. И делай так, как хочешь. Только чтобы все было справедливо. Ты же сама говорила, как часто люди поступают несправедливо.

Валька вышел и скрылся в своей комнате. Ему было жалко мать. Но Магду ему тоже было жалко. Магде будет плохо, если ее уволят с работы. Но мать почему-то не хочет этого понять.

«Я никогда таким не буду, — подумал Валька. — Никогда на свете!»

За обедом в тот день все сидели хмурые. Дементий Александрович, которому мать, очевидно, пожаловалась на Магду, молчал. Молчала и мать. Она не произнесла ни слова. Конечно, молчал и Валька. Он чувствовал, что полковник был недоволен ссорой матери с Магдой. А мать была недовольна тем, как отнесся Скорняк к этой ссоре.

Вечером Дементий Александрович приехал домой рано. Он позвал мать в спальню, и оттуда долго слышались приглушенные голоса. Должно быть, шел очень серьезный разговор.