Рута Шейл - Ключ от послезавтра

«Поторопиться». Опять. Стоит только выдохнуть и отвлечься, как кто-нибудь добрый не преминет подстегнуть.

Янка надеялась, что Кира уйдет первой, но та, как назло, достала телефон и уткнулась в экран.

Хоть кто-то никуда не опаздывает.

Хуже постоянной спешки могло быть только предвкушение фиаско.

Чтобы хоть как-то скрасить ожидание, Янка с полной самоотдачей прочитала детям пару глав истории про Карлсона, а после тихонько сидела с книгой на коленях и слушала сопение из двух спален. Когда оно приобрело достаточную по ее мнению монотонность, она вернулась в их с Катей комнату.

Кати там не было.

Тогда Янка сходила к отрядному уголку – перед сном дети добросовестно изобразили в клеточках «экрана настроения» веселые рожицы. Значит, день прошел хорошо. Подумав, Янка нарисовала в своей маленький помидор. Черри.

Снова вернулась к себе. Никого.

Янка нарочно медленно сползала в душ, с невиданной тщательностью вычистила зубы, облачилась в пижаму. Вытянулась на кровати, сунула в уши наушники и закрыла глаза.

Катя все не появлялась.

«The Retuses». Мелодия, знакомая до последнего звука. Особенная. Для таких, как сейчас, моментов – беспричинной грусти, неуюта внутри. Меланхоличный голос Миши Родионова. Тени фонарей на потолке. Темнота.

«Прибежал бы, приплыл, прилетел – что угодно, ведь счастье мое, оно точно не здесь… Белым облаком мимо лететь. Никогда бы не думал, что это так сложно: молчать и смотреть…»

Знать бы еще, как там Катя.

Янка заворочалась, поплотнее завернувшись в одеяло. Прибавила громкость. Нежная гитара, тоскующий вокал. Красиво-о…

«Ты осталась верна мне, и это зовется любовь. Это скажет любой».

Эх, Миша!

Стукнула дверь. Катя молча шуршала одеждой, не включая свет. Янка выдернула наушники, выпуталась из одеяльного кокона:

– Ну? Не молчи. Как все прошло?

Та медлила с ответом. Села на краешек своей кровати, сложила руки на коленях и до хруста сжала пальцы.

– Ужасно, – произнесла она наконец. – Хуже не придумаешь. Во-первых, мы были не одни…

– Что? Как такое возможно?

Янка еще не вполне понимала, чего именно избежала, манкируя приглашением Поливанова. Но, судя по всему, подсунув валентинку Кате, в некий план она не вписалась.

– Запросто. Во-первых, сначала заявился Дэн, потом Инга. Во-вторых, Дамир ждал явно не меня…

– Хм.

– Вот тебе и «хм». Это я потом уже догадалась, кто у нас еще «Я. К.». Ян, по всему выходит – ты.

– Да брось, – наигранно удивилась она. – Я и Поливанов? Чушь какая-то.

– Это тебе так кажется, а он еще тогда с тобой танцевать собирался, помнишь? Ты – нет, а он помнит. Да ладно, я же понимаю, что ты не виновата. Наверное, в темноте перепутал карманы и…

Янка быстро глянула в сторону шкафа. Ее кожаная куртка с меховым воротником не походила на Катин пуховик даже в первом приближении. Вот же Якушева, добрая душа. Сама гадостей не делает и других не подозревает.

– В общем, у них была закрытая вечеринка, – шепотом делилась Катя. – На четверых. Общались, слушали музыку, танцевали. Все мимо меня, сама понимаешь. Потом Дэн с Ингой ушли, а Дамир… Фу, даже сомневаюсь, говорить тебе или нет.

– Кать, ты и так уже начала.

Вторая вожатая снова выдержала эффектную паузу. Или правда сомневалась?

– Дело даже не в том, что сказал Дамир, а как он это сказал. Я, конечно, не полный наивняк и не моралист, но… в общем, он пожаловался, что сегодня ему придется ночевать в клубе, потому что комната будет занята. Понимаешь?

Внутрь словно кипятком плеснули. Не пошевелиться. Одно движение – и ожог.

– Жалко мне тебя, Яночка, – продолжала Катя, но Янка уже не слушала. Отвернулась к стене, обхватила руками колени и изо всех сил пожелала побыстрее заснуть. Слова Кати доходили как слабое мерцание. – Мне сначала тоже показалось, что Дэн к тебе неравнодушен…

Дэн.

Все, хватит. Никто никому ничего не должен.

Наигралась.

«Я никого не люблю. Мне ничего не надо». Формула душевного равновесия от Миши Родионова на ближайшие несколько дней стала Янкиной мантрой.

Утром она поняла, что жизнь продолжается. Пусть даже не благодаря, а вопреки. И по большому счету ничего вокруг не изменилось. В том смысле, что совсем недавно Янка вообще не знала никакого Дениса Каверина и понятия не имела, что из-за него положено переживать. Неплохо, кстати, проводила время.

«Я никого не люблю-ю», – напевала она и сворачивала в сторону, как только на горизонте возникал Каверин. А когда он улыбался и махал ей рукой через всю столовую, напоминала себе о том, что ей «ничего не надо». Попутно подсчитывая дни до окончания смены.

Рутину немного разнообразило появление нового лица. Катя в тот день удивительно быстро расправилась с едой и ускакала в библиотеку. Как только Янка осталась одна, новенькая подсела за ее стол, тряхнула волосами редкого – кофе с молоком – цвета и представилась Ланой. Производное от Светланы, видимо. Она вела себя так, словно была какой-то давней забытой знакомой, хотя Янка была уверена, что видит ее впервые в жизни.

– У меня сейчас не лучшее время. Приехала отдохнуть. Ни-ка-кой личной жизни – только это, – разоткровенничалась Лана. В подтверждение своих слов она помахала электронной книгой.

– Разве так можно? – удивилась Янка.

– Вообще-то нет, но мне – да.

Ясно. Чья-то очередная родня.

– Расскажешь, кто здесь кто?

Янка нехотя перечислила имена вожатых. Говорить ей в последнее время в принципе не хотелось, а тут вдруг – такое вторжение.

– О’кей, спасибо тебе за компанию, – улыбнулась Лана. Ямочки на щеках. Очаровательно. – Еще увидимся, договорились? Пойду расти над собой.

И снова кивнула на читалку.

Минус день. А Янка по-прежнему твердила аффирмации.

С накатанной колеи едва не сбила Мирра. Точнее, репетиция. Долгожданная возможность постоять на сцене – для этого Янке и ее подопечной выделили целых полчаса драгоценного клубного времени.

– Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались… – наперебой твердили обе, спеша в клуб по липкому снегу. На кудрях юной артистки для полного погружения в образ покачивалась пилотка со звездой.

Влетели в зал, стряхнули с ботинок снежную жижу. Янка сразу услышала знакомые голоса. Эти двое занимали зал часами, а остальным – как хочешь, так и выкручивайся. То, что увидела Янка, вообще не имело отношения к грядущему празднику. Два голоса – низкий каверинский и хрустально-звонкий Метлицкой – выводили рок-балладу о ночных кошмарах некой юной особы.

– Засыпай, на руках у меня засыпай… – увещевал лирический герой. – Засыпай под пенье дождя! Далеко, там, где неба кончается край, ты найдешь потерянный рай.