Михаил Колесников - Экспедиция идет к цели [Приключенческая повесть]

Хорошо после многих злоключений очутиться в кругу близких людей, которые ждали тебя и, оказывается, уважают, а возможно, даже успели полюбить. Рабочий Абросимов, чубатый парень в тельняшке, явно влюблен в Валю. Он балагур, выдумщик, и Валя, послушав его истории, всегда хохочет от души. Абросимову это нравится.

Вот и сейчас, сидя в кругу своих товарищей, он, бросая озорные взгляды на Басманову, «травит»:

— Работал я до этого на Кавказе — Зыков не даст соврать, — искали воду. Пробурили скважин десять, и все без толку. Заложили одиннадцатую. Не успели пройти и десяти метров, как ударил фонтан. Как раз моя смена работала. Опускаю желонку, беру пробу. Вода какая-то желтая. Ничего, думаю, откачаем… Ребята окружили меня, радуются. Я осторожно пробую воду на вкус. Что за чертовщина?.. — Абросимов нарочно умолкает, выпуская изо рта колечки дыма.

— Ну? — с нетерпением спрашивает Силаев.

— Вода приятно язык пощипывает, и запах этакий знакомый… «Ну, — говорю я ребятам, — кажется на минеральную напоролись. Пробуйте».

Ребята попробовали, почмокали губами и говорят: «Давайте наберем побольше этой святой водицы, процедим через вату и получше распробуем». Набрали мы таким манером литров десять — и ну пробовать. Смотрю, мои ребятки осоловели, да и сам я еле на ногах держусь. «Вот те на, думаю, отравились, должно быть». Дальше я потерял сознание. Очнулся от страшной ругани. Кто-то тряс меня за плечо и кричал в самое ухо: «Безобразие! Под суд отдам! Напились, как свиньи, на работе…» А я еле языком ворочаю и только мычу… Едва в себя пришел. Смотрю, ребята мои спят, как праведники, время уже за полдень. А Зыков наш рассвирепел, как тигр. «Как тебе не стыдно!» — кричит. «Да что вы? — отвечаю. — Никто не пил. Воду обнаружили странную, напробовались и, видно, отравились. Вот, попробуйте сами…» И подаю ему кружечку с этой самой водой. Глотнул он осторожненько, поставил кружечку на стол да как гаркнет на меня: «А, такой-сякой, ты еще надо мной издеваться?! Коньяк хлещете!.. Я вам покажу минеральную воду!..» Тут я совсем растерялся: «Какой, говорю, коньяк? Посмотрите сами…» Схватил его за рукав — и к скважине. Достали мы с ним пробу. Взял он в рот, подержал, выплюнул и растерянно так смотрит на меня: «Что бы это, Иван, могло значить? Сколько лет работаю мастером, а ископаемого коньяка никогда не встречал…»

Кончилось все так, что мы произвели раскопки по приказанию нашего Зыкова и нашли… что бы вы думали? Пробуренную нами огромную бочку коньяка и еще целенькую бочку шампанского в придачу…

— Во здорово! — удивляется Силаев.

— Погреб винного совхоза! Нас ведь в милицию забрали: дескать, геологи специально над погребом бурить стали, чтобы горло промочить.

— Ну и враль же ты, Абросимов! Видал вралей, но таких еще не встречал… — искренне восхищается Силаев.

Умиротворенно урчит движок. Повсюду штабелями лежат массивные поржавевшие обсадные трубы. Тут же бочки с горючим, насос.

Вот Зыков подает знак. Движок умолкает. Пустили лебедку. Пронзительно свистит железный трос; медленно, словно бы нехотя, поднимается из утробы скважины тонкая многометровая свеча штанг, она гнется и вздрагивает, грозя оборваться. Перекликаются рабочие:

— Майна!

— Вира!

Абросимов забрался на полати вышки с ключом в руках для развинчивания штанг — ведь сто двадцать метров штанг не вытащить так просто!

Наконец над устьем скважины показывается колонковый бур. Зыков, осторожно придерживая его рукой, опускает на землю. Валя берет столбик породы — керн, делает запись в журнале…

Здесь прочная, устойчивая жизнь, без всяких романтических гроз. Будет или не будет вода? — Прежнего азарта нет: хоть сегодня можно сдать в эксплуатацию несколько скважин с приличным дебитом.

Басманова и Пушкарев могут основательно изучать коренные породы и древние осадочные отложения, вести маршрутную съемку, готовить тех людей, которые будут обслуживать гидрорежимную станцию.

Вообще-то нужно сказать, что геология и гидрогеология района очень капризная, загадочная. Нередко две соседних скважины имеют разную минерализацию, и дебит у них разный: у одной высокий, у другой средний. Чем это вызвано?

Поиски по-настоящему большой воды для постоянного водоснабжения — длительное и кропотливое дело. «Постоянный водозабор» — вот над чем они должны ломать головы сейчас.

Валя намечала точки, где должны быть буровые колодцы, и никто, даже Пушкарев, не подозревал, что она проверяет некую дерзкую мысль, которая пришла к ней еще тогда, когда они бурили первую скважину, а вернее, тогда, когда из нее с силой вырвался мощный фонтан воды, когда началась откачка.

Она сказала Пушкареву:

— Боюсь, что воды юрских, пермских и меловых отложений не оправдают наших надежд: они, в общем-то, имеют небольшой дебит.

— И что ты предлагаешь?

— Бурить глубже, разведывать новые горизонты… Да, да, нет иного выхода, как только бурить на глубину… Поедем на буровую номер пять?

— Поехали!

Валя проворно вскочила на своего конька с лохматыми ногами и большой косматой головой, ударила его пятками по бокам. Конек взвился на дыбы, помчался во весь дух в степь.

Во время таких вот поездок они обследовали уже существующие шахтные колодцы, вырытые здесь в незапамятные времена. Это были попросту ямы, не оборудованные срубами. Иногда встречались и такие, стенки которых были заботливо выложены диким камнем, на камне обязательно было высечено имя того, кто много лет тому назад построил этот колодец.

— Вот видишь, тут даже в древности ценили работу гидрогеолога, — шутила Валя. — Колодец имени Санжмятава!

Около колодцев всегда была маленькая деревянная колода и черпак из верблюжьей кожи.

Ветер дальних странствий гнал по степи сухие травы, звал за собой в лазоревую даль. Волновались белесые ковыли; и эти беспредельные степи, словно покрытые легкой зыбью, ни с чем, кроме моря, сравнить было нельзя.

Кони шли медленно. Валя и Александр молча ехали по степи. Они задумчиво смотрели вдаль. Из лагеря экспедиции, оставшегося позади, доносилось ржание лошадей, глухое урчанье автомашины.

Вот и работы экспедиции скоро подойдут к концу… Осталось три месяца. Много это или мало? Огромный район детально обследован, накопился солидный материал. И хотя Сандаг был прикован к постели, работа не прекращалась.

— Страшные мы с тобой стали, — неожиданно сказал он, смеясь. — Погляди на себя в зеркало: на головешку черную похожа.

— Ты не лучше, не воображай: высох, как столетний саксаул. Всех нас перекорежило. Хорошо, хоть домой вернулись…

Да, теперь здесь, на краю монгольской земли, был их дом.

Они остановили лошадей, застыли в седлах. Смотрели на юг, где неугомонные миражи без устали плели свои горячие сказки, прикидывались то водной гладью, то зелеными оазисами с высокими тополями, то невиданными белыми городами с крылатыми храмами и субурганами.