Владислав Крапивин - Мальчишки, мои товарищи

— Ух ты! — удивился Тимка. — Кожу-то как содрал!

На левой руке, у запястья, кожа у Кляксы была содрана до крови. То ли ссадил её, когда висел на ручке, то ли резиной от рогатки попало. Он и сам не заметил этого.

— Здорово больно, Владик? — спросила Римка.

Клякса мотнул головой.

— Маленько… — И отвернулся к забору. Плечи его вздрогнули, но этого, наверное, никто не заметил. Ведь все привыкли, что если он ревёт, то ревёт открыто, во весь голос.

Римка потянула Кляксу за рукав.

— Айда, я завяжу. А то засоришь.

Клякса коротко вздохнул и пошёл впереди. Он шагал к калитке, у которой топтались гуси. Контуженный гусь что-то сказал здоровому, и оба направились к сараю. По дороге они презрительно загоготали, но в их гусячьих глазах был страх.

— Ну, что? — сказал Петька. — Перешёл он этот самый рубикон?

— Факт, — сказал Тимка. Тогда Клякса остановился. И все тоже остановились. Клякса повернулся и нерешительно поднял лицо.

— А это?

— Что? — удивились все.

— Ну… Это, — он неловко ткнул пальцем в щёку, где оставила дорожку слезинка.

— Это не считается, — решил Тоник. — Правда, ребята? Это же не от страха. Это так…

И Клякса облегчённо улыбнулся, потому что все сказали, что эта случайная слезинка не считается. Теперь его беспокоила только одна мысль. Он покосился на Тимку. Тимка ничего не говорил про рогатку, и Клякса сунул её под рубашку.

— За что мне на старости лет такое наказанье? — плачущим голосом спрашивал дед. «Наказанье» сидело на шкафу и, подымая клубы пыли, ворошило старые журналы. С досады оно отмахивалось от деда ногой.

— Ты ногами не дрыгай! — вдруг закипятился дед. — Слезь! Слышишь, Римка, лучше слезь, говорю!

— Я ищу краски, — объяснила Римка. — Понимаешь, краски нужны до зарезу!. Я их весной сюда закинула. Ого, вот они…

— Вот возьму удилище да как вытяну тебя! — пообещал дед.

Римка с грохотом прыгнула на пол.

— Какое удилище? — поинтересовалась она, отряхивая пыль с сарафана.

— Тебе не все равно? Березовое.

Римка пожала плечами.

— Ты же его на той неделе сломал.

— Сломал! Я могу и сломанным.

— Ну-у… Сломанным не то, — вздохнула Римка, будто очень жалела, что дед лишен удовольствия вытянуть ее целым удилищем длиной в три метра.

— Вот приедет отец, приедет мать, — пообещал дед, — все как есть будет рассказано. Вон какой разгром от тебя!

Римка не слышала угроз. Она умчалась в другую комнату. Краски весело брякали в плоской железной коробке.

Серый кот Аркашка ходил по двору и думал, что бы такое слопать. Его не кормили с самого утра, и поэтому свою кошачью жизнь Аркашка считал совсем пропащей.

— Киса… киса… и ласково сказал Тика. Аркашка повернул голову и прищурился. Конечно, Тимке доверять нельзя. Вчера он швырнул в Аркашку старым валенком, когда тот хотел сожрать червей, накопанных для рыбалки. Но сейчас в руке у Тимки была колбасная кожура. А кожура — не валенок, ее не швыряют, а едят.

— Киса… — снова позвал Тимка, И Аркашка решился. Он приблизился прыгнул на скамейку и сел рядом с Тимкой.

— Жри, — сказал тот. Внутри у Аркашки загудело от удовольствия. А Тимка незаметно вытащил из кармана сверкающие ножницы. Аркашка давился кожурой. Ее было много. Когда Аркашка с ней покончил, Тимка остриг ему почти полбока.

— Живешь ты как тунеядец, — рассуждал Тимка. — Спишь да воруешь. А тут мы хоть кисточку для красок из твоей шкуры смастерим. И то польза.

Аркашка урчал и ждал добавки…

Лист ватманской бумаги на потолке закрывал то место, где обвалилась штукатурка. Его прибил Петькин отец. Он сказал, что надо «использовать подручные материалы», потому что управдом о ремонте, видать, совсем не думает.

Лист был приколочен восемью гвоздиками. Но сейчас он висел только на одном, да и тот Петька старался выдернуть плоскогубцами.

Петь стоял на стуле, стул на хромоногой табуретке, а табуретка на столе. Петькин брат Клякса держал табуретку за хромую ногу.

— Держи крепче, — говорил Петька, расшатывая гвоздик, — а то ка-ак…

— У меня нос чешется, — хныкал Клякса. — Я почешу чуть-чуть? Ну, Петька! Можно?

— Я тебе почешу! Не смей отпускать!

Клякса отпустить табуретку не посмел. Но он решил почесать нос о ее хромую ногу. И табуретка отомстила за это…

Несколько секунд перепуганные братья лежали на полу. Потом на них с легким шорохом спланировал ватманский лист. Тогда Клякса сел, потрогал затылок и заморгал.

Петька, стоя на четвереньках, внимательно осмотрел бумагу. Потом покосился на брата.

— Ты зачем собрался реветь? Листок-то уцелел.

Клякса заморгал сильнее.

— Затылок, — сказал он хнычущим голосом.

— Ничего, — утешил брат, — затылок, кажется, тоже целый.

— Ну, мам… — уныло говорил Тоник.

— Никаких «мам»! Забыл, что тебе отец сказал?

— Ну что он сказал…

— То, что будешь сидеть дома в субботу, воскресенье и понедельник. Хватит с тобой нянчиться. А если станешь канючить…

— Я не канючу, — поспешно отступил Тоник. — Я просто та, говорю.

Но через пять минут начал он снова:

— Я же не гулять прошусь. Стенгазету надо выпускать.

— Выпустят без тебя, — отрезала мама. — Раз виноват, сиди дома.

— Арестованным тоже прогулки разрешают.

— Гуляй по комнате.

— Очень весело…

— Ан-тон!

Тоник вздохнул и уселся на подоконник.

— Второй десяток лет пошел как я Антон, — пробормотал он еле слышно. Никто не обратил на это внимания. Только с этажерки сочувственно смотрел коричневый медвежонок. Но он был фарфоровый. И на самом деле не было ему дела ни до «ареста» Тоника, ни до стенгазеты.

История со стенгазетой началась, когда Тоник ударил по мячу. Он здорово по нему ударил, только мяч почему-то полетел не вдоль улицы, а через забор.

За сколоченным из неструганных досок забором поднимались красные этажи недостроенного дома. Над этажами поворачивал свою жирафью шею башенный кран. Какой-то каменщик бесстрашно стоял на краю стены и что-то кричал крановщику, ругал его, наверно, за нерасторопность. В общем, было ясно, что люди заняты серьезным делом и ни кто не станет перекидывать обратно мяч.

Тоник побрел к забору.

— Стой ты! — окликнула Римка. — И так уже рубашку измазал. А забор мокрый…

Тоник охотно остановился. Он был в новых брюках и белой рубашке, потому что возвращался с детского спектакля в Клубе судостроителей. Ребят он встретил случайно и в игру влез как-то незаметно для себя.

Римка, прищурившись, поглядела на мальчишек. Но у Тимки был забинтован локоть и рука почти не гнулась. Разве с такой рукой полезешь через забор? У маленького Петьки руки и ноги были в порядке, но Петька почему-то старательно смотрел в сторону и шлепал босой ступней по луже, которая осталась от недавнего дождя.