Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

Отец все не показывался. «Дел, наверно, много!» — подумал Федя.

Всего двое суток прошло, а сколько перемен!

После смерти матери Федя жил в Смоленске у тетки. Месяц назад он сбежал от нее и с превеликими трудностями добрался до Екатеринодара [6] Екатеринодар — старое название Краснодара. , где стоял полк отца. Отец был комиссаром. За самовольный приезд Феде, конечно, здорово досталось, но не так, чтобы жалеть о случившемся. Все же отец оставил его в полку, а не вернул обратно в Смоленск.

Две недели назад весь гарнизон подняли ночью по тревоге и перебросили к станице Приморско-Ахтарской, где высадился врангелевский десант. Федя то слонялся по пыльному Екатеринодару, то сидел возле штаба в ожидании известий. Тревога за отца мешалась с обидой, что его не взяли с собой.

Он знал: дело будет жарким. Врангелевцы были хорошо вооружены, имели броневики. Сам председатель Кавказского бюро ЦК Орджоникидзе прибыл к месту боев — Федя видел, как он проезжал через город.

На четвертый день была получена весть о ликвидации десанта. Вечером того же дня вернулся отец — усталый, с почерневшим лицом, но довольный. Он соскочил с коня и, лишь мимоходом обняв сына, прошел в кабинет начальника штаба дивизии Ташковского. Федя, воспользовавшись благосклонностью часового, проскользнул в соседнюю комнату и оттуда слышал почти весь разговор.

— Ну, положим, успокаиваться пока рановато, — говорил отец. — В горах еще немало банд из «Армии возрождения» [7] «Армия возрождения» — так называлась одна из белогвардейских армий, действовавшая под командованием генерала Фостикова. После поражения в гражданской войне банды из остатков этой армии укрывались в горах Черноморского побережья Кавказа. …

— Знаю, но это уж не твоя забота, — перебил его Ташковский. — Для тебя другое дело есть…

Очевидно, у отца был озадаченный вид, потому что Ташковский рассмеялся, потом спросил:

— Во время постоя в Гудаутах ты школу организовал?

— Не я один — местный актив помог.

— А библиотеку при ревкоме ты собрал? Сам помню, как книги во всех частях клянчил.

— Ну, я… — усмехнулся отец.

— Значит, тянет к книжному делу… Так вот, по просьбе ревкома Абхазии направляешься в Новосветский волостной ревком. Будешь налаживать там народное образование.

— Но ведь мы еще врага не разбили! Как же я оружие сложу? Да и не получится у меня: я ведь всего учитель.

— Ладно, Вахрамеев, не огорчайся! Дело тебе поручается большое, ответственное. А в Абхазии, сам знаешь, неграмотность почти стопроцентная. Так что действуй, друг! Приказ подписан комдивом — вот смотри. Оружие оставлю за тобой, со всяким еще можешь столкнуться. Форму, если хочешь, обменяй — у интенданта, наверно, штатское найдется. Получишь трехдневный паек на себя и сына и в дорогу!..

…За воспоминаниями Федя и не заметил, как посетители духана разошлись. Отца все не было. День, начавшийся так хорошо, продолжался не так, как хотелось бы. Корабль не унес его за горизонт, к неведомым берегам; он не поднялся в горы, чтобы встретить там таинственного Рыжего монаха. И даже поговорить было не с кем.

Аджин проснулся вместе с третьими, рассветными петухами. Неподалеку в зарослях шакалы еще допевали свою песню, и куры пока не решались покинуть нижние ветви орешины, служившие им насестом. Домочадцы спали.

В кухне, куда заглянул Аджин, на столе стояла чашка с кислым молоком, прикрытая кукурузной лепешкой. Он знал, это ему. Но к еде не притронулся. Попытается что-нибудь перехватить в духане. С тех пор как умер отец, нужда прочно поселилась у них в семье.

Пес Худыш, спавший во дворе под стеной кухни, вскочил, завидев Аджина, и теперь ходил за ним, потягиваясь и умильно виляя хвостом. Ходил просто так — завтрака ему не полагалось.

Мыло в доме расходовалось экономно. Аджин натер руки куском жирной голубоватой глины и стал умываться в ручье, пересекавшем двор.

Небо на востоке наливалось светом, море лежало без движения и было похоже на подкрашенное розовой краской молоко.

Аджин вышел за калитку; его босые ноги, ступающие по пыли, не нарушали сонной тишины улиц. Худыш трусил за ним.

Аджин стал работать с десяти лет, сразу же, как похоронили отца, и давно уже научился не придавать своим бедам большого значения. Вот и сейчас он беззаботно мурлыкал песенку, слова которой сочинял на ходу.

Худыш между тем все чаще задерживался на углах, пока не свернул в одну из боковых улочек.

А Аджин вышел на главную улицу, где находился духан его хозяина — толстого турка Юсуфа — «Отдых под чинарой». Он стоял на самом выгодном месте: здесь сходились три улицы и на одной из них была стоянка дилижансов. К тому же большую часть дня духан накрывал тенью столетний платан, по-здешнему — чинара, которой заведение и было обязано своим названием. Так что в посетителях недостатка не было.

Духан встретил мальчика застоявшимися с вечера запахами дыма и кислого вина. От ворвавшегося в дверь света мохнатые сороконожки разбежались по углам.

Браться за работу не хотелось, но Юсуф мог прийти с минуты на минуту, и надо было спешить.

Во дворике Аджин набрал кукурузных кочерыжек и затопил ими кухонный очаг. Огонь весело затрещал и наполнил живым светом мрачное помещение. Это немного подняло настроение, и Аджин стал двигаться проворнее. Он достал из кладовки сыр и повесил коптиться над очагом. На дне котла осталось немного вчерашней мамалыги. Аджин соскреб ее и съел. От сыра он тоже отрезал себе кусок, но так, чтобы было не очень заметно. Потом Аджин побрызгал водой и подмел полы, а затем выволок на берег паласы. Следовало выбить их палкой, но он ограничился тем, что не очень усердно потряс их. Его не смутило, что прилетевший с моря ветерок понес пыль обратно в духан: не в характере Аджина было в чем-либо себя упрекать. Но палку для выбивания пыли он поставил на видном месте.

Едва он успел застелить паласами лавки, расставленные вдоль стен, как появился Юсуф. Он еще не совсем отошел ото сна, зевал и громко сопел.

— Паласы выбивал?

— А как же! — Аджин кивнул на палку, прислоненную к стене.

Юсуф недоверчиво понюхал воздух и на всякий случай отпустил мальчику подзатыльник. Но тут пришел с ночным уловом рыбы в корзине грек Смарагдас. Они с духанщиком ушли во двор, и через минуту там разгорелся яростный торг.

Аджин тотчас же выскользнул за дверь: надо же посмотреть, что делается на белом свете.

Но Юсуф со Смарагдасом скоро вернулись. Увидев Аджина стоящим без дела, духанщик озлился:

— Ты, бездельник, опять здесь! А ну иди на кухню, ставь варить мамалыгу, жарь рыбу.