Петр Северов - Легенда о черном алмазе

- Значит, не узнаешь?

- Что-то не припоминаю…

Старик пожевал впалыми губами, сдвинул со лба белую прядь волос:

- А было времечко, вместе грибы собирали, ягоды, орехи…

Вот уж кого Верзин не ожидал встретить на этом хуторе, опаленном войной, так это лесника деда Пивня.

- Это вы, Аким Назарыч?! - ахнул пораженный Верзин.- Вы что ж, здесь, на хуторе, и войну пережили?

Он подошел к деду, осторожно пожал его сухую, жилистую руку. Пивень покачал головой:

- Э, сыночек… Сколько тут железа кружилось, как вся земля огнем полыхала… Да, видимо, судьба мне повелела еще немного пожить. Вот и живу… А хутор, сам видишь… камня на камне вражина не оставил…

- Какой веселый и пригожий был хуторок,- тяжело вздохнул Верзин,- а теперь только название от него осталось…

- А я вот не шибко печалюсь,- твердо сказал дед.- Что от нее толку, от печали-то? Придет время, снова встанет хутор. Быть ему тут непременно! Ты же сам, искатель, это знаешь: тут большому селению шуметь.

- Почему вы так думаете, Аким Назарыч?..

Лесник вдруг хитровато улыбнулся и заговорщицки подмигнул Верзину:

- Иначе зачем тебе, Степаныч, тропинки сюда протаптывать? Зачем бы тут ясновидцу Васильеву мыкаться? Я с ним, бывало, как и с тобой, не один десяток верст одолел… Сухой Колодец! Васильев Иннокентий Федотыч не зря говаривал: хуторок этот неприметный Счастливым Колодцем назовем.

Верзин кивнул в сторону сруба:

- Там стрелка васильевская прямиком вниз указывает…

Аким Назарыч одобрительно кивну белой головой:

- Значит, заметил стрелочку?

- Но если находка на самом дне колодца,- осторожно заметил Верзин,- к ней трудно будет добираться. Сколько разного хлама в стволе, да еще и мина…

- И пускай куча хламу…- махнул рукой дед.- И пускай десяток мин!.. Все выбросим и до дна доберемся. Тут силенок нечего жалеть.- Он погрустнел, вздохнул, оглянувшись на остов сгоревшей хаты: - Нету Васильева… Какой был человек!.. Сказано: доброго чти, а злого не жалей. Я нашим солдатам про Васильева рассказывал, про то, как дни и ночи в землю он стучался, неутомимый, камушки собирал, сличал, вроде бы разговаривал с ними, и верил, все время верил в свою удачу… Помнится, один старшина, плечистый, рукастый, весь будто из железа кованный, сказал мне вон в той траншее: видишь, дедушка, за овражком высотку?.. Приметная высотка: под нею мы больше сотни фашистов положили. Это мы ответа у них потребовали. За твой растерзанный хуторок. За тебя, что ты остался бездомный. И за Васильева. За его добрую жизнь…

- Важно, Аким Назарыч,- заметил Верзин,- чтобы тропинка васильевская не затерялась… Теперь-то, верю, не затеряется. Мы ведь знаем, куда она ведет.

Дед смотрел прямо перед собой ясными и тихими глазами:

- А на дне колодца мы возьмем его, Федотыча, кайло. И его лопату. Все это в брезент завернуто, смоленым шнуром перетянуто. И еще там коробка. Резная, березовая. А в ней чертеж. И камень. Он в чистый платок завернутый.

Верзин затаил дыхание:

- Вы, Аким Назарыч, видели тот камень?

Дед покачал головой:

- Нет. А знаю, Федотыч говорил. Только под секретом. Тогда уже фронт приближался, и Федотыч никак не хотел, чтобы на его находку супостат лапу наложил.

- Стало быть, камень… «Черный алмаз»?..

- Стало быть…

Верзин не удержатся, заглянул в колодец. В глубине ствола беспомощно таял свет дня, и черный пласт ночи скрадывал расстояние: до вьюшки телефона, до бочки из-под бензина, до мины, повисшей на ржавой проволоке, казалось, можно было дотянуться рукой.

- Значит, придется нам потрудиться, друг Назарыч,- тихо сказал Верзин.

Дед просветлел лицом:

- Друг Назарыч?.. Так меня и Васильев называл.

Большая и теплая рука бережно коснулась плеча Емельки, чуточку задержалась на нем:

- А знаешь, товарищ Емельян…

Голос-то какой - милый и добрый - у Василия Ивановича!

- …Ты заставил меня, друг-приятель, поволноваться. Да и понятно: жду-жду, нету моего дозорного. Вот я и встревожился: может, что-то случилось? Пришлось отложить все дела и по твоим следам кинуться. А теперь вижу, вовремя пришел: пожалуй, тебе самому этот люк погреба и не поднять, а?.. Возьмемся покрепче обеими руками да разом… эх-х!..

Крышка поднялась над полом ивстала вертикально, приоткрыв лестницу с довольно широкими ступенями, ящики и кадки в полумраке подземелья, а в самом низу, в двух шагах от нижней ступени, какую-то груду тряпья. Емелька не сдержался, тихонько вскрикнул - в той груде тряпья белело человеческое лицо.

Голос Василия Ивановича стал строгим:

- Только нервишки, малыш, держать в узде! Сейчас мы разгадаем эту загадку…

С легкостью, необычной для своей мощной фигуры, лейтенант скользнул по лестнице вниз, наклонился, чиркнул спичкой. До слуха Емельки донеслось изумленное восклицание:

- Вот те и на!.. Тетушка Фекла, да что тут приключилось?.. Почему это вы скручены веревкой, да еще кляп во рту?!

Емелька расслышал долгий, прерывистый вздох, снова хрипение, кашель и затем тоненький заунывный плач.

- Ладно, хозяюшка, успокойся…- приговаривал Василий Иванович, тяжело взбираясь по лестнице спиной вперед, неся на руках растрепанную тетку Феклу.- Разве плакать нужно, хозяюшка?.. Смеяться нужно!.. Самое главное - ты жива!..

Когда лейтенанту удалось опереться локтем о край пола, он вздохнул свободнее. Еще одно усилие - и тетка Фекла уже сидела на полу кухни, свесив ноги в погреб, а Василий Иванович медленно, с хрустом выпрямился во весь рост. В углу комнаты на шкафчике он заметил графин с водой и кивнул Емельке: тот схватил с подоконника кружку, наполнил ее и поднес хозяйке. Женщина жадно припала к ободку губами и, урывками переводя дыхание, выпила кружку воды до дна.

- Спасибо…- прошептала она сквозь слезы. И тут вдруг вспомнила что-то, вскинула руки: - Фонарик… Он дал вам фонарик!.. Выбросьте его, начальник. Фонарик - это смерть!..

Василий Иванович внимательно рассматривал обрывки тонкого плетеного шнура, который только что, освобождая хозяйку, изрезал ножом.

- Насчет фонарика, хозяюшка, прошу не беспокоиться. Лежит он на дне шурфа. Обронил, но не жалею. Так тому и быть!..

Она вытаращила глаза, в них перемешались испуг с удивлением.

- Вы… догадались?.. И нарочно обронили фонарик? А он, мерзавец, веселился: был уверен, что фонарик взорвется у вас в руке.

Лейтенант сложил обрывки шпура и сунул в карман.

- Соглашаюсь, Фекла, мне повезло. Но где же он, ваш квартирант? Не он ли связал вас и бросил в погреб?..

Она молчала, хмурила брови и комкала на груди платок.

- Вот и опять вы молчите,- сказал Бочка огорченно. - Что ж, позвольте хоть заглянуть в его комнату?