Олег Коряков - Остров без тайн

— Что? — спросил Петя, стараясь скрыть участие. — Здорово больно?

Ваня не ответил.

— Пойдём. Давай помогу.

— Отойди!

От боли и обиды в сердце Вани проснулась ярость. Она заставила его встать и пойти. Сильно припадая на правую ногу, морщась и отворачивая лицо, Ваня дошёл до края площадки, сел, потом повалился набок и ползком, упираясь руками в тёплые от солнца шероховатые камни, стал спускаться вниз.

Петя медленно брёл сзади с унылым и виноватым лицом. Вдруг он бросился бежать. «Куда?» — хотел крикнуть Ваня, но не крикнул. Прыгая с камня на камень, Петя быстро спустился вниз и исчез в лесу.

Когда он прибежал к заливу Лазарева, ребята хлопотали у костра, готовя обед.

— Эго-го! — закричал навстречу Саша. — К нашему огню летит птичий владыка.

Петя подбежал и через сухие обветренные губы выдохнул:

— Ребята, там Ваня… ногу зашиб… Помочь надо.

— А ты? — спросил Данко, взглянув на Петю и только сказал: — Эх… — Потом обернулся: — Саша, пошли!

Они привели Ваню под руки. Он болезненно улыбался и пробовал шутить:

— Приехал на паре рысаков.

Петя отозвал Данко в сторону.

— Это я, — сказал он. — Он стоял, а я на него заорал и хотел отобрать планшетку… Вот и… Понятно?

Звеньевой из-под чёрных нахмуренных бровей подозрительно взглянул на Петю:

— А он говорит: «Оступился».

— Ну, оступился. Так если бы не я, он бы не оступился.

— А зачем это ты — планшетку отбирать?

— Сдуру. Просто злой был.

— Ну и что теперь делать будешь?

— А что делать? Ничего не делать. Я бы помирился, да он не хочет, кричит на меня.

— Так тебе и надо.

— Да? — Петины реснички взметнулись вверх, глаза сделались большими и круглыми, как у ночной птицы. Потом его худощавое длинное лицо дрогнуло, он устало махнул рукой: — Ничего ты не понимаешь! — Коротко шмыгнув носом, Петя отвернулся, рванул с берёзы ветку и стал общипывать листья.

— Ребята, — закричал Саша. — Давайте сюда!

У Сени пузомер до нужной точки дошёл: обедать пора.

— Правильно, — подтвердил Сеня и пощупал живот, — дошёл.

После обеда Ваня остался у костра, а остальные пошли работать. Сашу откомандировали на Петеванин участок. Сеня отправился один. Правда, Данко выразил сомнение: справится ли он, не напутает ли что-нибудь, но Саша поручился за своего подшефного и сказал, что Сеня — это же квалифицированный топограф.

— Теперь-то я научился, — подтвердил Сеня. Ему была приятна похвала товарища.

— У Саши с Петей дела пошли неважно. Саша всё время балагурил, а Петя злился, путал счёт шагов и от этого злился ещё больше.

— А ты меня не слушай, — язвил Саша. — Ты же никого не слушаешь — ни нас, ни Бориса. Только пичуг своих слушаешь.

— Отстань, — просил Петя.

— Как же я отстану? Ведь компас-то у тебя.

— Ну вот, опять со счёта сбил!..

Может, они разругались бы всерьёз, если бы не услышали сигнальный свист звеньевого. Свист раздался со стороны болотца, тянувшегося вдоль восточного берега острова. Ребята побежали туда.

На небольшой полянке собрались трое. Сеня, надув губы, сидел на пеньке и ковырял землю сучком. Данко нетерпеливо шагал вперёд и назад, сердито пофыркивая. А Юра стоял посредине полянки и разглядывал компасы, лежавшие на его ладонях.

— Авария? — спросил Саша, почувствовавший что-то неладное.

— Полюбуйся на своего «квалифицированного топографа»! — Данко махнул в сторону Сени. — Как я говорил, так и получилось: все азимуты перепутал.

— Ничего не перепутал! — Сеня встал. — Всё правильно делал. Вот проверьте, — правильно!

— Как же правильно, когда кружился, словно тебя муха кусала, и совсем к другому месту выходил!

— Это компас, а не я…

— Компас правильный, — вставил Юра. — Что зря-то говорить?

Саша шагнул к нему:

— А ну покажи. — Он осмотрел компасы. — Странно… Данко, пусть Петя кончает один, а мы с Сеней ещё раз проверим. Может, тут… может, железная руда… Она и путает все азимуты.

— А ведь верно! — У Сени заблестели глаза.

— Какая тут руда! — У Юры приподнялись брови. — Тогда бы у всех азимуты перепутались, а не у одного Сени.

— Это у него в голове руда, — мрачно сказал Данко. — Петя, ты один справишься?

Петя пожал плечами: неужели можно сомневаться? Данко сказал: «Ну, двигайтесь» и первый молча пошёл к Светлой. Расстроил его, конечно, не Сеня. Это — пустяки, дело поправимое. А вот с Ваней хуже.

Данко думал тяжёлую думу. Сказать о происшедшем Борису или не говорить? Если сказать, тогда прощай остров: Борис прекратит разведку, пошлёт другое звено. «Вы, скажет, ещё ходить по земле не научились, и, скажет, дисциплины у вас нет». Правильно скажет!

А если ничего вожатому не говорить? Тогда всё будет по-старому, никто и не подумает прекращать разведку.

Но сможешь ты, Данко, сказать неправду? Или просто молчать. Сможешь?.. Но зачем ставить вопрос так: сможешь или не сможешь? Предположим, сможешь. Что из этого! Надо спросить себя: что должен ты оказать — правду или неправду. И сразу станет ясно: конечно, должен сказать правду.

Так проверяют себя и комсомольцы и коммунисты.

Они не спрашивают у себя: ты это сможешь сделать? Они спрашивают: ты это должен сделать?

Значит… Значит, прощайте эти привольные дни, прощай Скалистый?..

Так думал Данко, и, видимо, думали об этом и остальные. На обратном пути Юра сказал, не то утверждая, не то спрашивая:

— Может, в последний раз едем…

Он сказал это, ни к кому не обращаясь, и никто не ответил, но все его поняли и как-то странно переглянулись.

На лагерном берегу их встретил Борис. Он был в хорошем настроении и пошутил:

— Ну, покорители Антарктиды, много белых медведей видели?

— Мы медведей не считали, мы — только китов, — в тон ему ответил Саша.

Ваня весь сжался, напрягаясь, чтобы не выдать боль и пройти как можно ровнее. Однако Борис сразу заметил, что он хромает.

— Иван, ты что — об айсберг споткнулся?

— Ага. — Ваня бодро кивнул головой и попытался улыбнуться. — Я его пнул, думал, он снежный, а он ледяной, твёрдый.

— Сильно ногу повредил? — уже серьёзно спросил вожатый.

— Нет, Борис, пустяки! Просто немного ушиб.

— Ну, смотри…

Всё как будто обошлось благополучно.

Данко стоял у лодки вытянувшись, чуть побледневший.

Борис сказал ему:

— Ты, Даниил, не стой, пошевеливайся, скоро ужин.

Данко взметнул на него строгие потемневшие глаза и чётко, как солдат перед строем, шагнул вперёд, вскинул руку в салюте.

— Товарищ вожатый, — начал он громко, замялся и продолжал глухо: — На острове произошло… произошёл несчастный случай. Ваня ушиб ногу не немножко, а очень сильно. Вот. Всё. — И он ещё раз посмотрел в глаза вожатого прямым и долгим взглядом.

— Стой, Крутиков! — крикнул Борис и пошёл к Ване. — А ну садись. Показывай ногу. — Он взялся за распухшую, отёкшую лодыжку. Ваня скрипнул зубами. — Растяжение сухожилий. Если не хуже. Ведите к врачу. — Потом повернулся к звеньевому: — Как получилось?