Олег Ёлшин - Островок (Тайна Болдинской осени). Пьеса для театра

© Олег Ёлшин, 2021

ISBN 978-5-0053-5246-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Действующие лица:

В левой части сцены, в глубине уголок кабинета – диван, стол, по правую руку от стола шкаф. Все накрыто тканью. В правой части сцены под углом стоит деревянная скамейка. За ней с колосников свисает падуга с фрагментом липовой аллеи. Посередине сцены большое окно. Кабинет и окно объединены стеной, обклеенной обоями. Справа от окна стена неровно обрывается.

Стук колес. Цокот конских копыт. Музыка. (Она же будет в финале.) На сцене хлопочут три девушки, суетятся – снимают с мебели ткань, сворачивают ее, вытирают тряпками мебель, расставляют на столе чернильницу, прочие мелочи. Мужик вносит кресло, потом еще 3 стула.

Настя: – Вот и барин пожаловал!

1 девушка: – Барин!

2 девушка: – А каков он?

Мужик: – Очень строг?

Настя: – Не знаю. Только приехал. Впервые у нас. Раньше его не видела.

2 девушка: – И батюшку его я тоже только раз видела.

Мужик: – Надолго ли пожаловал?

Настя: – Говорит – на неделю, может на две.

Мужик: – Кончилась наша вольная жисть.

Настя: – Молчи ты – вольная. Тебе бы только у печи сидеть, да горькую пить!

Мужик (бормочет): – Осади, пигалица.

1 девушка: – Молодой?

Настя: – Да годков тридцать уж будет.

2 девушка: – Симпатичный?

Настя: – Тьфу! Делом займись! Вон ту полку протри.

Появляется Пушкин. Он явно чем-то расстроен, нехотя оглядывает крепостных, ходит по сцене. Письмо Плетневу. Фонограмма:

«Милый мой друг, расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Дела будущей тещи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день ото дня далее. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни. К тому же московские сплетни доходят до ушей невесты и ее матери – отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные примирения – словом, если я и не несчастлив, по крайней мере не счастлив».

Пушкин: – Кресло сюда ставь.

Мужик: – Что?

Пушкин: – Что-что? Сюда, говорю!

Мужик: – Понял, барин. Сейчас же сделаю. (Переставляет кресло к окну)

Пушкин: – Стулья – сюда, сюда и сюда.

Мужик: – Понял, барин. (Переставляет стулья)

Пушкин: – А что же всего 3 стула? Еще есть?

Мужик: – Есть. Слава Богу! С два десятка будет.

Пушкин: – На весь дом всего два десятка стульев?

Мужик: – Верно. Нести?

Пушкин: – Не надо, оставь, где стоят.

Больше не обращает на них внимания. Девушки заканчивают работу, убегают. Мужик тоже уходит. Пушкин присаживается на край стула. Чувствует себя, как в гостях.

Фонограмма продолжается: —

«Осень подходит»… Это любимое мое время – здоровье мое обыкновенно крепнет – пора моих литературных трудов настает – а я должен хлопотать о приданом да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда. Все это не очень утешно. Еду в деревню, бог весть, буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь, кроме эпиграмм. Так-то, душа моя. От добра добра не ищут. Черт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан».

Пушкин (оглядывается): – Вот и приехал…

Пушкин в свете фонаря сидит за столом. Нотариус появляется из правой кулисы, около скамейки ставит стул, садится. Он в свете второго фонаря.

Пушкин: – Здравствуйте, милостивый государь.

Нотариус: – Мое почтение.

Пушкин: – Я вас надолго не задержу. Мне бумагу одну подписать надобно.

Нотариус: – Бумагу? Откуда же вы будете?

Пушкин: – Недавно из Москвы. Заехал в имение и скоро к вам.

Нотариус: – Вижу-вижу. Еще дорожную пыль не стряхнули.

Пушкин: – Именно так. Мы можем сию же минуту перейти к делу? Я, видите ли, спешу.

Нотариус: – Что же. Конечно. Давайте, посмотрим.

Пушкин подходит, протягивает бумаги. Нотариус изучает документы.

Нотариус: – А-а-а, так вы сын уважаемого Сергея Львовича! Рад! Очень рад! Значит он, наконец, решился передать в ваше владение часть усадьбы. Поздравляю!

Пушкин: – Часть?

Нотариус: – Да. А вы не знали?

Пушкин: – Ну, как сказать…

Нотариус: – И то хорошо. Судя по бумагам, вашему батюшке было не просто разыскать среди своих владений еще не заложенное имущество. Однако нашлось сельцо Кистенево, свободное от обременений. Вам повезло!

Пушкин (бормочет): – Как же так? Часть…

Нотариус: – Не расстраивайтесь. Прекрасные земли, пруды. Усадебка. Дом небольшой, конечно, один этажик, но очень милый. А какие места! Липовая аллея, березовая аллея, пруд. Роща с родником – недалеко, если на лошади…

Пушкин: – Часть… Понятно. Ладно. Я хочу сразу же все и продать.

Нотариус: – Продать? Конечно… Так-так. Извольте. Здесь написано: «Он, сын мой, до смерти моей волен с того имения получать доходы и употреблять их в свою пользу, так же и заложить его в казенное место или партикулярным лицам…

Пушкин: – Вы меня не поняли. Я хочу продать!

Нотариус: – Вы торопитесь, милостивый государь, я еще не все зачитал. Здесь имеется уточнение: «Продать же его или иным образом перевесть в постороннее владение, то сие при жизни моей ему запрещаю».

Пушкин: – Вот как?

Нотариус: – Именно так. Писано черным по белому, получено из ваших рук, подписано вашим батюшкой.

Пушкин: – Заложить… Хорошо. Значит заложить.

Нотариус: – Итак, что мы имеем: Часть деревеньки Кистенево, 200 душ с женами и рожденными после седьмой ревизии обоих полов детьми. Со всеми их семействами, с пашенной и не пашенной землей, сенокосами, крестьянскими строениями, угодьями, с хлебом наличным и в земле посеянным, со скотом, птицей и прочим добром…

Пушкин: – Я вас понял! Понял! Так мы управимся теперь же?

Нотариус (смеется): – Эх, столица. Давно туда не езживал. Помню, жизнь там идет быстрее, все куда-то торопятся, бегут. Куда? Зачем? А еще молодость, горячность. Верно, молодой человек?

Пушкин: – Мне уже 31, милостивый государь!

Нотариус (смеется): – А мне шестьдесят!

Пушкин: – Признаюсь, я четыре дня ехал на перекладных, 500 верст без остановки. По сто верст в день. Почти не спал. В имение заглянул и скоро к вам – еще 40 верст. Хотелось бы закончить дело немедленно и сразу же назад. Поэтому, не так чтобы тороплюсь – но тороплюсь чрезвычайно – а до вечера временем располагаю.

Нотариус (смеется): – До вечера?

Пушкин: – Разве не успеем?

Нотариус (отрезал): – Нет.