Екатерина Сургутская - Двадцать дней на борту корабля Очарование

Я — за ним. Да разве его поймаешь! Он сразу в глубину ушёл.

Вылез я убитый горем, мокрый, несчастный, сел на песок. Меня распирала такая злость, что хотелось бить себя кулаком по черепу, или нападала такая обида, что хотелось плакать.

Бабушка Наташа молча смотрела на меня. Глаза у неё были печальные, а лицо как-то искривилось, и ни один мускул на нём не дрогнул. Никогда её такой не видел, и мне стало её так жалко, так жалко, что я захныкал. Она подошла ко мне и положила мне на голову руку.

— Ах, Виталий, Виталий!

Она сказала это хоть и ласково, но с лёгким упрёком. Я схватил её руку и прижался щекой, и бабушка Наташа чуть-чуть улыбнулась.

Решено было ничего не говорить дедушке, рассчитывали на его рассеянность. Раньше она часто говорила, что её муж не отличается гурманскими вкусами и не разбирается в блюдах, с ним ей легко.

Но увы! Бабушка Наташа просчиталась. Вы бы видели дедушкино лицо, когда он хлебнул нашей ушицы!

Моё положение было ужасным. Ведь я упустил самую крупную рыбу, которую поймал дедушка за всю свою длинную жизнь. Вечером он, бедняга, мрачный, с испорченным настроением изо всех сил старался поймать что-нибудь приличное. На крючки насаживал хлеб, ракушки, червей, кузнечиков… Но никакая приманка не помогала. Он попробовал забрасывать спиннинг. Но не было ничего и на спиннинге. Да тут ещё, на несчастье, дедушка сделал большую «бороду» — это значит запутал лесу ка катушке спиннинга при броске. И распутывал «бороду» до самой темноты. И дедушку мне было тоже очень-очень жалко. Но почему же всё-таки не брала рыба? Вероятно, карп, которого я упустил, предупредил всех рыб, чтобы они убирались от нас подобру-поздорову, пока не попались на крючки.

Можно, конечно, прожить и без рыбы, надо только, чтобы все члены нашего экипажа были в хорошем настроении, а дедушка и до этого был мрачноватым, а тут совсем перестал разговаривать и даже ужинать отказался, ушёл на корабль и лёг спать. Мне было очень горько, и я решил просить прощения.

— Дедушка, карп выскользнул у меня из рук совершенно неожиданно… — начал я издалека.

— Никогда не берись за дело, которому не научился, — пробурчал дедушка.

— А как же тогда учиться, если не браться за дело?

— Учиться надо постепенно.

— Я же так и делаю. Я сначала научился чистить маленькую рыбку, ну а потом…

— Большая рыба — это совсем другое. Её надо прикрыть тряпкой, чтобы она не скользила под руками, ну а потом уж…

— Так ведь бабушка Наташа мне этого, самого главного, и не сказала!

— А ты её спросил? Да и потом, тебе самому надо шевелить мозгами. А то твой мозг заплывёт жиром и станет неповоротливым, как закормленный гусак. Иди-ка лучше спать.

Я уныло поплёлся к палатке. Где-то далеко уже кричала ночная птица. Мне было не по себе, и я снова вернулся к кораблю.

— Дедушка, а разве можно всему научиться?

— Надо стараться постичь как можно больше. Познание — великое дело!

— Я буду стараться. Только сейчас ты меня прости…

— Хорошо, я тебя прощаю!

На следующий день дедушка проспал утренний клёв, но зато встал в хорошем настроении. Он ходил в одних трусах по песку и всё время поглядывал на тихую воду, в которой отражалось небо с редкими кудрявыми облаками. Купаться ему запретили врачи, а бабушка всецело присоединилась к их мнению. И пойти против её убеждений…

Но смотрю, мой дедушка уже забрёл по колени и с опаской посматривает в сторону лозняка, где загорала бабушка Наташа.

Мы с Орланом сидели на сваленном бурей дереве. У нас была удобная позиция для наблюдений. Было очень интересно, сможет ли наш большой, сильный и мудрый дедушка хоть на минуточку выйти из-под власти женщины?

И, представьте, как только он убедился, что ему ничего не угрожает, то сейчас же камнем упал в воду. Мы смотрели на расходящиеся круги по воде. Круги становились всё больше и больше и так растянулись, что совсем исчезли. Странно, но где же дедушка, уж не утонул ли он? Орлана, наверное, тоже испугала эта мысль, он сорвался с места ибросился в воду. Я — за ним. Дедушка наконец вынырнул далеко-далеко от берега и поплыл ещё дальше. Плыл забавно, всё время нырял и фыркал. Но мы с Орланом скоро его настигли и втроём повернули обратно. Дедушка не замечал нас, а только внимательно следил за кустами. А когда доплыл до берега, то быстро выскочил из воды и как-то смешно, по-козлиному побежал к кораблю. В каюте вытерся махровой простынёй, и когда бабушка Наташа вернулась после приёма солнечных ванн, дедушка брился на носу корабля и как ни в чём не бывало мурлыкал себе под нос весёлую песенку.

Меня мучили сомнения. Нехорошо ведь, что дедушка тайком от бабушки Наташи взял и искупался. Врачи запретили ему это самым категорическим образом. Может, мне для его же пользы надо сказать об этом бабушке Наташе? Она, конечно, страшно возмутится, и они тогда обязательно поссорятся. И дедушка назовёт меня предателем. Что же делать?

Но вода ведь была очень тёплая, совсем как парное молоко. А врачи имели в виду, наверное, холодную воду. Да дедушка и купался-то очень недолго. И потом, что сделано — уже не воротишь. Я пришёл к выводу, что на этот раз ничего не скажу бабушке, а в дальнейшем сам не позволю дедушке лезть в воду. Кажется, так будет правильно.

За завтраком дедушка объявил:

— Ну, друзья мои, пора сниматься с якоря. Нас ждёт Гайдамацкий остров.

Мне хотелось как можно скорее добраться до этого сказочного острова — ведь там я начну строить свою модель. И я с особым рвением стал собираться в дорогу.

Через два часа, минута в минуту, корабль похрюкал и отчалил от берега. Мотор ритмично постукивал, я лежал на палубе, и мне казалось, что это бьётся моё сердце.

У всех у нас было хорошее настроение, за исключением кота. Серка не мог смириться с тем, что его лишили свободы, к которой он уже успел привыкнуть. Как разъярённый маленький тигр, ходил он по палубе, смотрел на удаляющиеся берега и дико орал. Не мяукал, а именно орал. Пасть его была широко открыта, белые клыки угрожающе сверкали. И только когда вышли из Гнилушки на Днепр и поплыли далеко от берегов, он наконец успокоился.

Шли по фарватеру часа три, а то и больше. Я несколько раз принимался загорать, бабушка Наташа и Орлан хорошо выспались, да и Серка с горя тоже вздремнул.

Все мы уже здорово проголодались, но дедушка, который всё время сидел за рулём, сказал, что через два часа будем на Гайдамацком острове и там будем обедать. А за эти два часа у нас лучше утвердится аппетит. Он, наверное, не догадывался, что мой аппетит уже давно утвердился.

На одном участке реки, где было очень сильное течение, дедушка, как всегда стараясь ускорить ход корабля, опять приблизился к берегу. Серка сразу это заметил, снова разинул пасть и начал беспокойно ходить по палубе. Я не обратил на это особого внимания, спустился с палубы и попросил дедушку разрешить мне немножко посидеть за рулём.