Николай Блинов - Флаг на грот-мачте (Художник С. Рязанцев)

— Подымем! — засмеялся Ленька. — За этим дело не станет.

— Ладно, давай без гада, — сказал Никита. — Повторяй: я освобождаю Тодьку от клятвы, которую он мне дал… Когда ты ему клялся, Тодька?

— Пятнадцатого июня, — пропищал Тодька.

— Пятнадцатого июня, — повторил Никита. — Ну!

— Освобождаю, — буркнул Костя.

— Ешь землю, — приказал Никита.

Костя не двигался.

— Ленька! Подыми его, — сказал Никита. — Мы с ним еще раз стыкнемся.

Костя посмотрел на них белыми от злобы глазами, нашарил рукой сухие листья, запихал их в рот, пожевал и выплюнул.

— Теперь иди! — сказал Никита.

Костя поднялся и стряхнул приставший к коленям мох.

— Имей в виду, — предупредил Ленька, — если будешь вредить и агитацию против нас разводить, ответишь по-другому!

— Иди, пока цел, — добавил Карпа и не утерпел, дал Косте слегка по шее.

Бывший патрульный всхлипнул, поднял свой туесок, шляпу и, не оглядываясь, побрел к реке.

Карпа проводил его взглядом.

— Неужели за грибами сюда приезжали? Что, вы ближе не могли найти? спросил он Тодика.

— За грибами. Костя приказал, — сказал Тодик.

— Ну а теперь говори, что за клятву ты давал? — Ленька сурово посмотрел на Тодика.

— Да ну, ребята…

— Говори! Нечего крутить.

— Я очень брезглив… — робко начал Тодик.

— Ну и что? — удивился Карпа.

— Если про гадость какую-нибудь говорят, про лягушек там или червяков… — он поперхнулся и сморщился, — мне худо становится. Прямо рвет меня, и все.

— Да ты про клятву давай!

— Я и даю. Костя, он знал про это. Он все время надо мной издевался… Помнишь, Никита, в гостях у Эрны? Он мне шепнул тогда, что на торте не крем, а белые червяки запеклись…

— Клятва-то, клятва где? — не унимался Карпа.

— Так вот. В тот день, когда катер спасали, — продолжал Тодик, — они с Оглоблей меня поймали и к Косте домой затащили. Костя говорит: «Клянись, что в пионеры не пойдешь, а то мы тебе каждый день за шиворот тритона спускать будем!» А Оглобля из аквариума тритона достал, за живот его держит и мне в лицо тычет. А тритон извивается и рот открывает… Я бы все стерпел, ребята, а этого не мог. Клятву дал… Землю ел.

Тодик опустил голову.

Карпа беззвучно корчился за спиной Тодика, стараясь не расхохотаться. Леньке удавалось сохранить серьезность.

— Ну ничего, — сказал Никита. — Теперь Костя к тебе больше не сунется, не бойся. Идем с нами.

— Почему-то обратная дорога всегда короче, вы не замечали? рассуждал Ленька, когда они через десять минут подходили к знакомому крутому обрыву.

— Это потому, что обратно есть больше хочется, — объяснил Карпа.

Катер шел в город через полтора часа. Пока ждали «макарку», успели выкупаться в холодной двинской воде. Потом сидели на желтом песке, тряслись и сохли.

— Вот чудеса, — удивился Никита. — Когда «макарка» приставал, помните, какое течение было сильное. А сейчас тихо.

— Прилив, — объяснил Карпа. — Когда приставали, был отлив в море. А сейчас в прилив морская вода подпирает речную, вот и тихо.

— Вот интересно, а почему бывает прилив и отлив? — спросил Карпа.

Все задумались.

— А это луна притягивает морскую воду, — пропищал вдруг Тодик.

— Иди не ври, — возмутился Карпа. — Почему же она, интересно, речную воду не притягивает?

— Это я не знаю, — сказал Тодик. — А про прилив нам Глеб Степанович объяснял. А он врать не станет.

— Чудеса, — сказал Карпа.

— А почему это пароход «макаркой» кличут? — спросил Никита.

— Купец у нас здесь до революции был, Макаров, — объяснил Ленька. Богатющий был купчина. Ему полгорода принадлежало, и заводы, и пристани, и пароходы… Купца турнули, а «макарки» остались.

Прямо перед ними метрах в трехстах от берега посреди реки торчал черный зловещий остов затонувшего корабля. Острый нос его был задран вверх, а корма исчезала под водой. По борту у носа можно было различить буквы.

— Тель… их… ил, — прочитал Никита. — Что бы это значило, интересно?

— Да «Святитель Михаил» это, — не очень уверенно сказал Ленька. Была в Архангельске такая канонерка.

— Надо бы туда сплавать, поглядеть, — мечтательно сказал Карпа. — Там небось много чего интересного найти можно…

— Чего там глядеть? — засомневался Ленька. — Ржа одна, и только.

— Да ну вас, еще утонем, — испугался Тодик.

— Не успеть, — сказал Никита. — Вон уже «макарка» шлепает.

Володя долго рассматривал сделанную ими карту.

— Подходит, — сказал он. — Здесь, выше по реке, мне приходилось бывать. Тут во время интервенции партизаны были. Я однажды в отряд из города ходил… Леса нетронутые, чудесные места!

Он хлопнул ладонью по столу и весело поглядел на друзей.

— Вопрос с лагерем решен! Райком утвердил лагерь. Во, глядите, это уже нам выделили.

Он вынул из ящика стола плотный серый мешок и с металлическим бряканьем опустил его перед звеньевыми. Потом покопался в кармане штанов и вытянул за длинную цепочку часы с крышкой.

— Денег мешок целый! Специально мелочью дали, чтобы расплачиваться было легче. И часы. Как в лагере без часов?

— Вот это да! — восхитился Карпа.

Никита посмотрел на часы и встрепенулся.

— Сколько времени? — спросил он поспешно.

Володя отщелкнул тугую крышку и гордо показал всем циферблат. Стрелки показывали без пяти минут восемь.

— Ребята, я пошел, — заторопился Никита. — Дело у меня. Срочное дело. Я и забыл…

— Завтра с утра в райком. Про лагерь будем докладывать. Не забудь! успел крикнуть ему вслед Володя.

А Никита уже мчался на улицу, перепрыгивая через три ступеньки. Сокращая путь к театральному скверу, махнул через забор, проскочил перед самой мордой извозчичьей лошади и, задыхаясь, остановился на песочной дорожке.

В сквере было пустынно. Только на одной скамейке сидел моряк с девушкой, да кто-то пел на дальней аллее залихватскими голосами. Эрны в сквере не было.

Он еще пять минут погонял по дорожкам камень, потом побежал домой.

Переезд и устройство лагеря закончили в три дня. Труднее всего было провести по узкой речке катер с вещами и оборудованием. Местами берега сходились так близко, что приходилось убирать весла и тянуть бечевой.

А на следующий день «Берег спокойствия» было не узнать. Поднявшись по узкой тропинке, проложенной на скошенном лугу, и сделав несколько шагов между деревьев, вы оказывались на лагерной поляне.

Солнечные лучи пробиваются сквозь густую хвою и пестрой сеткой разукрашивают белые палатки. Из-под приподнятых парусиновых стен видны ровные ряды постелей с аккуратными пирожками подушек. Между палатками и внутри их — никого. Только на другой стороне поляны, у высокого флагштока с красным флагом, стоит часовой с посохом в руках.