Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Осмотреть окрестности с дерева было тоже не просто. Коля долго шнырял между ветвями, искал место поудобнее. Но зато, когда нашел, чуть не свалился на землю от неожиданности.

— Ой, Петька! Да там же избушка!

— Ну-у! Какая еще избушка? — не поверил Петька.

— Да самая настоящая. С трубой и окнами.

— А люди есть?

— Людей нету. Одни собаки мотаются, да костер горит.

— Если костер, значит, есть и люди. А где избушка?

— Да где же ей быть? В том самом месте, где мы ночевали. Лезь сюда. Сам увидишь.

— Ой и врешь же ты! — снова усомнился Петька. — Мы ж там облазили все кусты.

— Ага! Так уж и все! — возразил Коля. — Дальше-то поляны с валежиной разве ходили? А избушка за поляной. По течению речки.

Нечего и говорить, как рады были путешественники. Шутка ли, в самом деле, после всего пережитого попасть сразу к людям?

Они уже шагали назад, как вдруг Петька дернул товарища за рукав.

— Постой. А что, если в избушке разбойники?

— Но-о! Какие еще разбойники?

— Да вчерашние. Те, что свистели.

Коля нерешительно почесал переносицу: должно быть, показалось, что Петька прав. Но над головой сияло солнце, в кустах щебетали птицы, и лес и горы выглядели так мирно, что ни о каких разбойниках не хотелось и думать.

— А, ерунда! — махнул мальчишка рукой. — Пошли!

Миновав место ночевки, а затем поросшую кустарником луговину, друзья уже через двадцать минут оказались у цели. Избушка, как Коля и говорил, стояла на лесной вырубке у крутого берега речки. Рядом с нею на деревянных столбах возвышался бревенчатый амбар, а чуть поодаль из земли торчало несколько длинных жердей, скрепленных вверху перекладинами.

Определять издали, есть ли хоть одна живая душа в домике, было невозможно. Во дворе же бродили только собаки да темнело что-то похожее на серый пень. Неожиданно этот пень шевельнулся, подпрыгнул и сам собой передвинулся в сторону.

— Да это ж мальчишка! — присмотревшись, воскликнул Коля. — Он разглядывает чего-то на земле, вот и прыгает, как лягуха.

Так оно я было. Странный обитатель таежной избушки приближения гостей как будто не замечал — скакал на корточках из стороны в сторону, взмахивал локтями и задержался на секунду лишь тогда, когда собаки бросились на пришельцев.

— Та! Та! — сразу же раздался над поляной звонкий повелительный окрик.

После этого всякий нормальный человек, по мнению Петьки, должен был бы подняться, окинуть незнакомцев взглядом и спросить, что им надо. Однако мальчишка, убедившись, что собаки успокоились и уже начали ловить в своих шубах блох, спокойно вернулся к прерванному занятию.

Озадаченные таким приемом беглецы стояли на дорожке и растерянно хлопали глазами.

Наконец хозяин, как бы нехотя, повернулся и встал во весь рост.

— Здравствуй, — не очень-то смело произнес Петька.

— Здравствуйте, — кивнул мальчишка. Ни удивления, ни особого интереса на его лице не отразилось по-прежнему. — Где старшие?

— Старшие? Какие еще старшие? — не понял Петька.

— Которыми вы пришли, — обходясь почему-то без предлога, уточнил мальчишка.

— Мы? Так мы ж без старших. Сами! В дупле ночевали. Вон там!

В черных глазах мальчишки мелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Дупле? — снова проглатывая предлог, переспросил он.

— Ну да. Если не веришь, можем показать.

— А штаны тоже дупле оставили?

Приятели посмотрели на свои обутые в сандалии ноги, провели руками по голым ягодицам и, смутившись, стали стаскивать с плеч мешки.

— Да нет. Это мы так. Роса ж…

Пока шло одевание, новый знакомый, как и раньше, занимался своим непонятным делом. Заинтересовавшись, Петька поскорее натянул штаны и осторожно подсел к нему.

— Я погляжу. Ладно?

Мальчишка кивнул и молча показал на порхавшее над дорожкой насекомое. Тельце у насекомого было длинное, узкое, а брюшко в ярких оранжевых и черных поперечных кольцах. Насекомое держало в лапках маленького паучка и непонятно почему рыскало то вправо, то влево.

— Оса? — догадался Петька.

— Угу. Наездник.

— Почему — наездник?

— Потому. Садится гусеницу верхом, ездит.

Петька живо представил себе осу сидящей в седле на волосатом червяке, подумал, как она щелкает хлыстом, и хихикнул. Мальчишка улыбнулся тоже. А когда рядом сел Коля, не поленился объяснить, что наездники взнуздывают пауков да гусениц не для забавы, а для того, чтобы кольнуть жалом и полуживых отнести на прокорм будущим детям.

Насекомое, за которым следили ребята, должно быть, потеряло норку и потому беспрерывно металось над дорожкой. Посмотрев на него еще немного, мальчишка поднялся, расправил плечи и спросил:

— Есть хочется?

Признаться, что они не завтракали и по-настоящему даже не ужинали, было, конечно, неловко. Однако под ложечкой сосало так, что Петька не утерпел и вздохнул:

— Так хочется, что в брюхе петухи кукарекают.

Мальчишка ушел в дом и через минуту появился на пороге с котелком и двумя чашками. Чашки он поставил на столик у стены избушки, а с котелком направился к костру, в котором еще дымилась головня.

— Ты что? Варить, да? — спросил Петька.

— Нет. Греть. Кашу мясом.

— Кашу с мясом? — У Петьки даже скулы свело. — Знаешь что? Не грей. Ну да! Мы ее так, холодную… Правда, Коля?

Коля, проглотив набежавшую слюну, только кивнул. После того, как друзья вышли из лесу, он опять как-то сжался, угас и не произносил почти ни слова.

Во время еды разговаривать было неудобно: язык едва успевал управляться с кашей. Зато после завтрака Петька разошелся вовсю. Расстелив плащ на траве и улегшись животом кверху, он рассказал мальчишке и о том, как они убежали из деревни, и о рыбной ловле, и о поисках жилища. Не постеснялся вспомнить даже о страхах, которые пережили ночью.

Мальчишка сидел на кедровой чурке, строгал палку и до поры молчал. Вообще Петька заметил, что в поведении нового знакомого с самого начала чувствовалось что-то серьезное, даже чуть-чуть снисходительное. Парнишка слушал, смотрел, а сам как будто посмеивался.

Когда Петька кончил рассказ, мальчишка покрутил головой и прыснул:

— Ох, путешественники! Пошли тайгу, а боятся. Бурундуки норах хохочут.

Петька обиделся.

— Ага! Тебе-то в избушке хорошо. А будь на нашем месте, небось штанами потряс бы!

— Штанами? Потряс?

Парнишка опять засмеялся, отложил нож и вдруг, сунув в рот пальцы, свистнул. Свист получился точь-в-точь такой, какой раздавался в лесу ночью. Петька от неожиданности вздрогнул и даже сел. Вытаращил глаза и Коля. Шутник же, не обращая внимания на удивление ребят, приладил к губам ладони, нагнулся и заревел тигром.

— Ух ты! Здорово! — восхитился Петька. — Значит, это ты пугал нас вечером?