Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

— Зачем? — не понял вожатый.

— А затем, что пора с ведмедем кончать. Полюбуйся на себя в зеркало. Ночь не спал — опух. А наперед все то же. Одному тут не сдюжить, а из меня помощница никудышная. Заберу-ка я корову да и пойду. Там с Настей да Митькой мы как-нибудь управимся. А Кузьма придет к тебе. Вдвоем-то чего-нибудь надумаете. А не надумаете, так хоть дежурить станете по очереди.

Сережа не возражал.

— Только не напал бы на вас медведь по дороге, — заметил он.

— Ну! — отмахнулась старушка. — Такого отродясь не слыхали. За ульями ведмеди спокон веку охотятся, а чтоб человека драть — в наших краях не бывало.

Кузьмой звали Митькиного дядю. Высокий, седой и худощавый, он пришел на пасеку часа в три. Присев на порог омшаника, закурил, обвел всех взглядом и попросил рассказать, как было дело. Сережа описал вчерашнюю сцену. Коля, глотая слова к сбиваясь, сообщил, что он видел на ручье.

— Медведь, говорите, небольшой? — попыхивая цигаркой, уточнил Кузьма. — С белым галстучком?

— Ну да. Черный.

— А шкура? С проплешинами?

— Какие там проплешины! Косматая, чистая.

Дядя Кузьма еще раз спросил, откуда нападал косолапый, прошел с вожатым по ближним звериным тропкам. Вернувшись к омшанику, сел на старое место, задумался.

— Может, позвать еще Нюркиного отца? — спросил Сережа.

— Да нет. Зачем отрывать человека от дела? — все еще думая о чем-то, ответил Кузьма. — Справимся, чай, и сами.

— Будем караулить на пасеке?

— Пожалуй, что так. Был бы капроновый трос, тогда другое дело.

— А что тогда? Петли?

— Ну да. Слыхал небось, как прошлым летом поймали бурого медведину? Если попался бурый, почему не поймать черного?

Услыхав о тросе, Петька моргнул Коле.

— Дядя Кузьма! А железный трос можно? Железный у нас есть.

— Не болтайте, — повернулся к приятелям Сережа. — Откуда он взялся?

— А вот и взялся! — продолжал Петька. — Лежит в старом сарае под мусором. Пойдем с нами…

Трос и в самом деле был на месте — лежал в углу под кучей старых листьев и обвалившейся штукатурки. Сверху металл давно заржавел и запылился. Но Сережу интересовала толщина каната. Она же была солидной — добрых три или четыре сантиметра.

— Да-а, — огорченно протянул парень. — Веревка хороша, да не для нашего дела.

— Почему ж не для нашего? — возразил Петька. — Ее ж можно расплести.

— Расплести?

Сережа опять повернулся к канату, отыскал конец и попробовал жилки пальцем. Проволочки под нажимом сгибались, а пряди троса, хотя и с трудом, разъединялись.

— Ура, зюзики! Годится! — закричал радостно Сережа. — Хоть вы и мелюзга, а другой раз дело придумаете. Влезет медведь в петлю — шкура ваша!

Когда петли были изготовлены, пасечник и вожатый натерли их пихтовой хвоей (чтобы не так пахли железом) и выставили на тропках, по которым бродил медведь. Концы троса прикрепили к древесным стволам, а удавки расположили на дорожках так, чтобы они не лежали, а стояли. В нескольких местах устроили еще и свисающие с деревьев петли: авось зверюга сунется головой.

— Вот и все, — возвратившись на пасеку, объявил Кузьма. — Ты, Сергей, бери ружье, подушку и лезь спать на помост. Надо, чтобы к ночи глаз у тебя был верный, рука не дрожала… А вы, мелкота, — повернулся он к ребятам, — как поели, так сразу и по местам. Двери в доме и на сеновале на задвижку и ни гугу. Будет стрельба, крики — носу не высовывать. Шутки со зверем плохи. Да и под пулю угодить можно…

Петьке и Коле приказ Кузьмы пришелся, конечно, не по вкусу. Сидеть взаперти да слушать, что делается снаружи, не очень-то весело. Но разве поспоришь?

После ужина мальчишки забрались на сеновал и решили, что не сомкнут глаз до рассвета. Чтобы скоротать время, начали вспоминать истории про медведей, рассказывать сказки. Потом и сами не заметили, как заснули.

Вскочили с постели глубокой ночью от какого-то воя.

— Увр-р-р… Ыр-р-р-р… Р-р-ря! — разносилось над пасекой.

Не понимая, в чем дело, Петька подполз к щели в стене. Но ничего не увидел. В ночной мгле против сеновала смутно белел только птичник. Когда луна выкатилась из-за туч, можно было рассмотреть и дом. А рев между тем становился все громче и громче.

— Да это же медведь! — сообразил Коля. — Наверно, опять тащит улей.

Петька в страхе шмыгнул к двери, потрогал запор. Задвижка была на месте. Толстый брус, подпиравший дверь, — тоже.

Успокоенный, не торопясь, вскарабкался на прежнее место.

— Ага. Только не тащит. Когда воруют, разве так орут?

— А вдруг разозлился и идет на нас? Слышишь? Кажется, ближе стал.

Приятелей прорвал приглушенный говор у крыльца.

— Цыц, Валет! Молчать, Кудлай! — прикрикнул кто-то голосом Сережи. Потом помолчал и доложил: — Готово, дядя Кузьма. Отвязал.

— Добро. Давай поводок сюда. Теперь становись правее. Ружье проверил?.. Главное не дрейфь и не забывай глядеть по сторонам. Он сидит крепко. Вишь, как повизгивает?

В реве медведя, и правда, стало проскальзывать что-то новое. Сначала ворюга просто ворчал. Потом недовольство сменилось удивлением и злостью. Еще через какое-то время злость переросла в ярость. А теперь в голосе зверя все чаще и чаще прорывались растерянность и страх. Медведь подвывал, по-щенячьи скулил и жаловался.

Сережа с Кузьмой перебросились еще словом-другим и протопали мимо сарая. Догадавшись по разговору, что медведь попал в петлю, мальчишки примолкли.

Время тянулось томительно долго. Вдруг в лесу раздался выстрел. За ним почти сразу прогремел второй, потом третий. Зверь странно вякнул, захлебнулся и смолк. Над сеновалом и пасекой повисла пронзительная тишина. Было слышно только, как шуршит по крыше ночной ветерок да ведут бесконечную песню сверчки.

— Мальчишки-и-и! Вы живы-ы-ые? — раздалось с веранды.

Людка, должно быть, приоткрыла дверь и кричала в щелку.

— Нет. Мертвые, — отозвался Коля. — А тебя медведь не задрал?

— Не задрал. Его ж убили. Слыхал?

— Да! Убили! Сейчас он небось в окно лезет.

— Не путай, Колька, — захныкала девчонка. — Я и так боюсь. С самого вечера вся дрожу.

— Так тебе и надо. А еще спишь со светом.

— И что ж, что со светом? С ним же, если хочешь знать, еще страшнее.

Говорить с Простоквашей было не о чем, и Коля повернулся к товарищу.

— Давай выйдем во двор?

— Ну да! Слыхал, чай, что сказал Кузьма? Подумают в темноте, что медведь, и пальнут из ружья.

— А чего пальнут? Они ж далеко. И мы туда не пойдем. Заберемся на ильм возле курятника и будем смотреть. Оттуда при луне небось видно.

Мальчишки осторожно отодвинули засов, перебежали через лужайку и, приставив к ильму лестницу, взобрались на нижние сучья. Почти сразу же возле них оказалась и Людка.