Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

— Видал, как я ловко забросил словцо? — толкнув локтем Ляна, похвастался Митька. — Кабы не я, не видать бы вам Петьки.

— Ох, ты! — насмешливо фыркнула Людка. — Если хочешь знать, так ваш разговор с Петькиным отцом — одна комедия. Все решили без вас.

— Так тебе и поверили! Чего врешь? — накинулся на соседку Коля. — Кто решил-то?

— Да бабушка. Вот кто! Когда вы пошли на речку, я в кладовке возилась, а они с дядей на веранде разговаривали. Все слышно было.

— А что?

— Все. Сначала Петькин отец жаловался. Вот, говорит, прокуда рыжая, подрался, сбежал, а теперь добрым людям на голову навязался. Что делать с таким, ума не приложу. Придется, наверно, запирать в квартире.

— Так и сказал?

— А как же? Только бабушка ему на это свое: ничего, мол, он парнишка уважительный, толковый. И интерес ко всему имеет. Посмотрел бы ты, как он тут про пчел расспрашивал. А насчет того, что сбежал да подрался, тоже не страшно. Из них-то, таких, кто не дерется? И вожатая небось не святая. Сама дите еще…

Людка оглянулась, уселась поудобнее и уже спокойно закончила:

— А потом бабушка посоветовала оставить Петьку на пасеке. Если, говорит, у тебя жена на операции, лучше ничего не придумаешь: и самому облегчение и парнишке польза. Он же тут отдохнет, поправится. Да и тосковать по матери в компании меньше будет.

— И дядя согласился? — спросил Коля.

— Конечно. Чего же еще? Только не сразу. Сначала говорил, что Петька будет обузой. Да разве не знаешь, какая у нас бабушка? Чего рассуждать, говорит! У меня ж тут трое внуков. Одним больше, меньше — ерунда. Да! Не взяла даже денег. Хватит, говорит, и продуктов, которые привез.

Сообщение девчонки Митьку разочаровало. Однако по-настоящему огорчаться он, как известно, не умел.

— Подумаешь! — протянул белобрысый. — Бабка или и — какая разница? Главное, что Петька остался на пасеке. А раз так, надо спеть. Споем, а?

Подавая пример друзьям, он открыл уже рот, набрал в грудь воздуху, но неожиданно подскочил, клацнул зубами и, прикусив язык, взвыл от боли.

— В-в-в-ви-ии… В-в-ва-а! У-у-у!

Всю обедню певцу испортил ухаб. Когда машина выбралась из него и снова пошла по ровному месту, мальчишки и девчонки как сумасшедшие завизжали, захохотали.

— Вот так спел! Вот так потешил, Митек! Да ты не смущайся, пой, пой!

Нужно ли говорить, с каким настроением возвращался Петька на пасеку после проводов родителя?

Тяжелый камень ответственности свалился с души начисто. Никто больше не мог требовать возвращения в опостылевший лагерь, а самое главное — пошла на поправку мать. Разве это не счастье?..

— Ну что? Прокатились? — встретила ребят Матрена Ивановна. — Вот и слава богу. Наводнение, стало быть, кончилось. Теперь и самим в Кедровку сбегать можно, и добрые люди к нам наведаются. Заживем веселее.

— А какие люди к нам наведаются? — поинтересовалась Людка. — Какой им расчет веселить нас?

— Не веселить, балаболка, а работать приедут, — поправила внучку старушка. — Ты вон считала бочонки? Сколько их накатано с медом? Сто три говоришь? Вот то-то. Штук двадцать оставим на подкормку пчелам, а остальное — в Кедровку либо прямо в Спасск. Ежели ставить по двадцать бочонков в машину, сколько раз приехать потребуется? Потом, лес да кирпичи на ремонт надобны. Строители явятся…

Предсказание пасечницы сбылось очень скоро. Новые люди стали наведываться на пасеку чуть не каждый день. Однако первыми явились совсем не те, кого ждали. И уж никто, конечно, не мог предполагать, что при встрече этих людей такую важную роль сыграют Андрюшка и его маленький приятель Витюнька.

Кстати, о Витюньке и его появлении на пасеке следует рассказать подробнее.

Как-то утром Людка Простокваша, выглядывая с крыльца, заметила, что Нюрка явилась в гости с какой-то ношей. Издали рассмотреть, что у девчонки за спиной, было трудно. Маленькая доярка то и дело останавливалась и подбрасывала ношу на закорках.

— Наверно, посылка от Нюриных родителей бабушке, — решила Людка.

Однако скоро выяснилось, что посылка живая. Приблизившись к дому, Нюрка присела, ссадила ее на траву и, вытирая рукавом мокрый лоб, представила:

— Вот! Витюнька. Мой брат…

Витюньке было три года. В белом картузе с козырьком, в черном комбинезоне и с соской на перевязи он походил на оловянного солдатика.

— Здорово, Витюнька! — подкатился к малышу Митька. — Прискакал на персональном коне, да?

Паясничая, мальчишка боднул гостя в живот, дернул за козырек к, не стесняясь, протянул руку к соске.

— Это что? Пистолет, да? С портупеей?

Малыш повел плечом, напыжился.

— У-у… Нямка. Не тлогай!

— Нямка? Ох-хо-хо! Мужчина, а ходит с нямкой!

Митька хотел щипнуть карапуза за нос, но перед ним встала Нюрка.

— А ну не лезь! Сосет, и пускай сосет. Твое дело какое?

— Да разве ж хорошо? Большой уже, а с соской, — заюлил Митька. — Отучать нужно.

— Ага! Отучать! Думаешь, папка ему не говорил, что большие сосок не сосут? А он, знаешь, что ответил? Показал на папиросу и говорит: «Да, не сосут! У самого тоже нямка. Еще с дымом».

Людка стала пенять подруге за то, что она притащила братишку.

— Сама запарилась, и возись с ним, — ворчала модница. — Он же ни на речку не даст сходить, ни поиграть.

Нюрка смутилась.

— Да как же, Люда? И кодексе ведь что сказано? Уважать старших, помогать младшим. А я разве Витюньке помогала? Брошу одного дома, он и хнычет. И спрашивала бабушку Матрену, она сказала, что Витюньку надо брать с собой. Потом и Андрюшка скучает.

Говоря про Андрюшку, девчонка попала в самую точку. Малышу, и правда, жилось невесело. С утра вместе со взрослыми он трудился возле дома — кормил кур и цыплят, собирал в курятнике яйца. После завтрака, сыпнув в котелок соли, просил Сережу достать из колодца воды и шел за парнем на точок. Тут под его присмотром была долбленая колода. Прикрытая плотной крышкой, с крохотным отверстием спереди, она лежала на низеньких козлах и служила поилкой для пчел.

Сережа ставил ведро у колоды и уходил, а малыш принимался за работу. Первым делом он сыпал в ведро соль и размешивал ее хворостиной. Потом, краснея от натуги, стаскивал с поилки крышку, вычерпывал вчерашний рассол и заливал воду снова. Пчелы, почуяв свежую влагу, кружились над головой, совались в ведро и поилку. Андрюшка ворчал:

— Чего, дуры, лезете? Умырнете с головой — будете знать.

Пить насекомым разрешалось только после того, как он подходил к торцу колоды и начинал осторожно раскачивать вставленный в него колышек. Светлые капли воды одна за другой срывались с бревна на подставленную с наклоном доску и, растекаясь дорожкой, медленно катились к земле.