Эдуард Веркин - ЧЯП

Грошев бросил ложку на верстак. Синцов взял, чтобы посмотреть, ложка была настоящая и согнута по-настоящему. Значит, не фокус, значит, действительно сила пальцев. Или хороший фокус.

– Пальцы, кстати, один из лучших способов полировки, бороздки на коже просто идеально подходят для этого. А со временем они становятся только толще…

Синцов понял, что сейчас ему прочитают очередную лекцию, поэтому перебил:

– Там к тебе приехали.

– Кто?

– Парень на черном «крузере». Сказал, чтобы ты ему растворитель вынес.

– А, это тогда, наверное, Лобанов. Надо идти, Лоб человек занятой и нетерпеливый, лучше его не задерживать.

Грошев протер руки, взял с полки бутылку с прозрачной жидкостью и выскочил на воздух. Синцов двинул за ним.

В коридоре возле окна стоял отец Грошева и нервно смотрел на улицу, на машину, на Лобанова и на Петра. Ему явно не нравилось, что Грошев общается с такими людьми, явно, но вмешиваться он не вмешивался. Синцов поздоровался с отцом Грошева, тот поглядел на него с какой-то надеждой и приязнью, точно Грошев-старший обрадовался появлению Синцова, чуть ли не ждал его.

– Погода сегодня хорошая, – зачем-то сказал Синцов.

– Погода хорошая, да. Как твоя бабушка?

– Нормально.

– Ей мед не нужен?

– Не знаю. Я спрошу.

– Скоро будем качать, – грустно сообщил отец Грошева. – У нас луговой, она любит. В этом году будет хороший мед. Ты сам-то любишь мед?

Синцов мед любил, но сказал, что не любит, испугался, что сейчас еще и отец Грошева прочитает ему лекцию, только уже по медостроению, поэтому он сказал, что мед не любит и что он должен помочь Петру на улице. Но про мед бабушку пообещал спросить.

На воздухе было хорошо, Грошев бродил вокруг черной машины и разглядывал наклейки. Лобанов ходил за ним. Синцов приблизился. Грошев обошел вокруг машины еще раз, покачал головой. Лоб попробовал оторвать наклейку, но она держалась крепко, удалось оторвать лишь незначительный кусочек.

Восемь штук, сосчитал Синцов. Кто-то постарался и основательно оклеил машину Лобанова.

– И кто это тебя так? – Грошев кивнул на наклейки. – Поклонницы?

– Кто-кто, твоя припадочная, – ответил Лобанов. – Пошел в «Рассвет» пообедать, взял пельмени, сижу, ем, смотрю – лепит.

– Возле «Рассвета» парковка запрещена, – напомнил Грошев.

– Запрещена, да, – согласился Лобанов. – Я что, спорю, что не запрещена? Пожалуйста, вызывай гаишников, твое право. Наклейку клей – я что, против? Нарушил – получил, все как надо. Но зачем восемь-то лепить? Так она восемь штук наляпала! Восемь! Я ей говорю – девушка, зачем вам такое, одной за глаза хватит. А она остановиться не может – лепит и лепит, да еще говорит, что она за мной уже неделю следила – я ведь каждый день у «Рассвета» обедаю. И все эти восемь дней она фиксировала на телефон, поэтому я должен получить восемь наклеек! Во как!

Машина походила на черный мухомор, нарядная и несерьезная, яркое веселое пятно посреди общей заурядности улицы Диановых.

– Я ее по-человечески просил, – продолжал Лобанов свою печальную повесть. – Одной хватит, я осознал, не надо восемь, а она лепит и лепит. Что мне ее было – пинками отгонять? Вот, теперь поглядите что.

– Красиво, – согласился Грошев. – Как тебе, Костя?

– Оригинальный фасон, – сказал Синцов. – Божья коровка из ада.

Грошев посмеялся.

– А это, Чяп, что, дружбан твой? – кивнул Лобанов на Синцова. – Тоже по монетосам?

Интересно, почему Чяп, подумал Синцов? Необычное прозвище, хотя Грошеву почему-то идет. Чяп. Чяп-Чяп.

– Мой брат, – представил Синцова Грошев. – Константин. Да, тоже нумизмат. Разновидчик. Брат-разновидчик.

– Ого, – с уважением кивнул Лобанов. – Разновидчик – это реально. Сионистский рубль, злой Толстой, все дела.

– Ну да, – кивнул Синцов.

Хотя ни про сионистский рубль, ни про злого Толстого Синцов понятия не имел.

– Говорят, скоро Питерский двор закрывают для ходячки. Правда?

– Возможно, – уклончиво ответил Синцов. – Пока еще до конца не ясно, его то и дело закрывают.

– Мне в позапрошлом году на заправке полтинник две тысячи седьмого отсыпали, – сообщил Лобанов одновременно с печалью и раздражением. – Но непростой, а перепут с пятью копейками. Я тогда про разновиды не в курсах был совсем, думал, что просто кривая монета, на сигареты не хватало, так я ее в ларек и сдал. Прикидываешь?

Видимо, сдача этого полтинника в ларек была фатальной ошибкой, поскольку лицо у Лобанова сделалось катастрофическим, а у Грошева сочувственным.

– С каждым могло случиться, – посочувствовал Синцов. – Я поначалу тоже часто косячил, потом привык. Главное – учить матчасть.

Про матчасть Синцову понравилось самому, читал на каком-то форуме, сейчас применил.

– Он вообще матерый разновидчик, – добавил Грошев. – Определяет штемпель с полувзгляда. Большой специалист.

Синцов кивнул.

– Уважуха, – Лобанов протянул руку.

Синцов робко протянул руку в ответ, опасаясь, что Лобанов выдернет его на себя и бросит через бедро.

– Лоб, – гангстер поймал руку Синцова, сжал сильно, как полагалось приветствоваться конкретным людям из Палермо.

Вот и познакомились.

– Вовремя у тебя брат приключился, – улыбнулся Лоб хорошими зубами. – Я тебе как раз тут кое-чего подогнал, как договаривались.

Лоб достал из кармана плотный полиэтиленовый сверток, из свертка темные серебряные монеты, нанизанные на грубый шнурок. Монисто, вспомнил Синцов.

– Как? – самодовольно спросил Лоб.

– Не знаю… – зевнул Грошев. – Смотреть надо. А так… Грамм триста плохого серебра.

– Но монетосы-то реальные, – принялся убеждать Лобанов. – Я посмотрел, есть нечастые…

Грошев брезгливо взял монисто, убрал в карман, спросил:

– Все?

– Нет, конечно, не все.

Лоб открыл багажник «Тойоты».

– Забирайте, пацанчики, – сказал он. – Ваши труды приехали.

– Опять лом? – без энтузиазма поинтересовался Грошев.

– Какой лом, ты, Чяп, не путай! Смотри, я тут хорошей солянки добыл, – сообщил Лоб. – Пять мешков с рублями, на семь с половиной штук. Будет что вам перемыть, выгружайте, что ли.

В багажнике кучкой белели матерчатые мешки с опломбированными бирками, Грошев стал выгружать, Синцов стал помогать. Деньги оказались тяжелые.

– Там, Чяп, еще коробок. Все, как ты заказывал.

Почтовую коробку, в которой что-то интересно позвякивало, Лоб вручил Грошеву в руки, Грошев убрал ее под мышку.

– Нормально, – кивнул Грошев. – За неделю разберусь, может, за две. Братан вон поможет.

– Помогу, а чего, – согласился Синцов.

– Не торопитесь особо, – махнул рукой Лоб. – Я все равно домом буду занят, времени не останется. А, у меня еще ведро…

Лоб углубился в багажник, вытащил трехлитровое пластиковое ведерко, закрытое лопухом. Ведерко он вручил Синцову. Тяжелое оказалось.