Эдуард Веркин - ЧЯП

– А монисто? – Синцов попробовал пальцем полтинники.

– В антикварном взял, – пояснил Грошев. – Там такого барахла обычно по колено. Недорого, думаю. Приличный нумизмат дырявую монету в руки не возьмет. Мы ее заделаем аккуратненько, а Лоб поштучно раскидает.

– Как целые? – спросил Синцов. – То есть ты ремонтируешь монеты, а Лобанов выдает их за нормальные?

– Да ну, что ты, кто ж себе репу из-за мелкого прайса портить станет? – отмахнулся Грошев. – Лоб человек с понятиями. Нет, с монетками все по чесноку. Честно продаются как ремонтированные. Просто хороший ремонт тоже ценится, так что смысл чинить есть.

– Ты же говорил, что нормальный нумизмат… – напомнил Синцов.

– Ну, я слегка преувеличил, – сказал Грошев. – Да, преувеличил. Потом, нумизматы разные очень, не всегда они богатые. Вот хочет человек страстно иметь… барабаны петровские иметь, а пенсия не позволяет. Потому что барабаны семьсот шестьдесят второго года стоят как двадцать его пенсий. Фуфло китайское в коллекцию покласть вообще невозможно, а ремонтированная монета – это выход. Ну, я барабаны просто так привел, вряд ли их на монисто привесят. Так что…

Грошев потряс банкой с монетами.

– Так что все в порядке, все по-честному. Что-что, а коммерсант Лоб законопослушный. К тому же…

Грошев немного подумал, но не удержался и похвастался:

– К тому же у меня, скажем так, уже есть своя клиентура, постоянная.

Грошев вдруг заговорил тише, как бы потайным голосом.

– Есть монетосы весьма недешевые, – сказал он. – Как те же барабаны. Конечно, эти монеты не с дырками, там более легкие повреждения, по гурту замятины, механика мелкая или царапки…

Грошев вдруг улыбнулся.

– Царапки, да… Одним словом, довожу монету до состояния почти анц.

– Анц?

– Анциркулейтед, – пояснил Грошев. – Не бывшей в обороте. Некоторым нравятся такие. А другие любят, чтобы монета была ходячей, заслуженной. Так что работаю потихоньку. В свободное от уроков время.

Грошев вернул монету в ведро, достал из стола пульт и запустил кондиционер – в мастерской оказался кондиционер.

– А цель? – осторожно спросил Синцов. – Цель есть? Ну вот ты всем этим занимаешься… а зачем? Чего хочешь?

– Не знаю, – пожал плечами Грошев. – Я еще слишком молод, чтобы знать, я еще думаю. Вот ты знаешь, чем займешься в жизни?

– Нет… – признался Синцов.

Он на самом деле не знал. Отец видел его экономистом, мама отчего-то ветеринаром, сам Синцов еще не решил. То есть еще не выбрал… ни экономистом, ни ветеринаром становиться не хотелось.

– Вот и я не знаю, – сказал Грошев. – Вроде пора уже определяться в жизни. Но пока что-то мыслей нет.

– А зачем вся эта химия?

– Эликсир варю, – усмехнулся Грошев. – То есть не варю, а так, экспериментирую. Про электролиз слыхал?

– Так, немного. Кажется, по физике что-то рассказывали…

– Значит, принцип знаешь, – утвердительно сказал Грошев. – Хочу разработать процесс, чтобы серебро осаждалось только на поврежденные места…

Синцов скривился. Почувствовал, что с информацией перебор. Грошев вывалил на него слишком много, так что Синцов перестал воспринимать суть. Сначала про удачу, потом про какалики, теперь про барабаны, монисто, электролизы, честного бизнесмена, и все это на фоне недешевых компьютеров, «Лендкрузеров» и борцов с неправильной парковкой. В Гривске оказалась повышенная плотность кипения жизни.

– Короче, хочу разработать умный электролит, – понял Грошев. – Чтобы сам монеты лечил.

Синцов поглядел на Грошева с уважением, но не удержался и спросил:

– А философский камень не пробовал?

– Нет, – серьезно ответил Грошев. – Философский камень – слишком кропотливая работа, для его синтеза нужен счетчик молекул, сам понимаешь, у меня его нет. Я писал в Массачусетский технологический, но они ответили, что сейчас не пришлют, сами философский камень варят.

Синцов растерялся, а Грошев хихикнул.

– Это шутка. Философский камень открыли еще в пятидесятых годах прошлого века. Однако есть одно «но» – трансмутация элементов требует колоссальных затрат энергии, так что овчинка сильно не стоит выделки. Когда придумают неисчерпаемый источник энергии, тогда золото будет дешевле железа. Тогда вообще все будет.

– Золотые яблоки Солнца… – вздохнул Синцов.

– Север, буркнул капитан, – теперь Грошев поглядел на него с уважением. – Север. Любишь Брэдбери?

– Да не. Не знаю, нравится кое-что, ну там, где детишки за «Плейстейшн» скормили предков львам, например.

– Это «Вельд», – уточнил Грошев. – Хороший рассказ.

– Ну да, поучительный. А мне еще нравился тот, где парень убил вампира, начинив его фамильным серебром.

– «Постоялец со второго этажа», – напомнил Грошев. – Это из раннего.

– Отец заставлял читать, – сказал Синцов. – Для расширения кругозора. Говорил, что хорошая фантастика, как цемент, – структурирует мышление.

– Правильно, структурирует. Правильно и делал, что заставлял, – заметил Грошев. – А меня мой не заставлял, все самому пришлось…

Синцов вдруг отметил, что Грошев изменился. Выпрямился, что ли, вот эта его троллевость исчезла, огонек в глазах показался, блеск, точно из-под пластиковой наружности манекена неожиданно проступила кровь.

– Если бы получилось найти неисчерпаемый источник энергии, то все бы сразу наладилось, – сказал Грошев. – Вот ты представь. Любые материалы – даром. Тепло – даром, все даром. Антигравитация, гасители инерции, бессмертие, наверное… Космос. Новые материалы позволят осваивать космос… Будущее наступило бы, счастье всякое…

Впрочем, продлилось это недолго, шкура отвердела, Грошев вернулся в свое обычное состояние, замолчал, ссутулился, запечалился и сник, и снова стал самим собой.

– Ладно, – сказал Грошев. – Давай работать, что ли. Ты ведь помогать мне пришел?

– Ну да. А что мне делать-то? Тоже чистить?

– Не, чищу я сам, это требует определенной сноровки. То есть довольно высокой сноровки, конечно.

Грошев принялся объяснять.

– Чистка – это искусство, я же говорил. Монет нарыть любой дурак может, вот почистить – другое. Монету восстановить… Одним словом, не все так просто. Раньше я не очень понимал, потом осознал всю прелесть…

– В чем же прелесть? – улыбнулся Синцов.

– Есть, есть, – загадочно покивал головой Грошев. – Когда чистишь монету, сильно сосредоточиваешься, отключаешься от всего… Ну, это потом. Я бы научил тебя чистить, но тут времени надо много и склад ума определенный. Но тебе и не надо. Твоя задача в другом. Ты займешься перебором.

– Это как?

Грошев поднял один из привезенных Лобановым мешков, срезал с него пломбу, высыпал в миску деньги. Рубли. Вручил миску Синцову.