Эдуард Веркин - ЧЯП

– Интересно… – искренне произнес Синцов. – Слушай, я не знал совсем, что так все…

Он вдруг представил этот самый Вольск. Хопер, цементные заводы, люди, которые выходят из ворот этих заводов в цементной пыли и похожие на серых пепельных зомби с растертыми глазами, вот они идут по улицам, зажимая в кулаках жетоны на горячую воду…

Спать охота.

– Седьмой лист, второй сверху, третий слева, – порекомендовал Грошев. – Тоже весьма примечательная вещица, в чем-то раритет, посмотри.

Синцов открыл лист семь.

Круглый, черное железо, чуть ржавый. Буквы, как водится, полустерты и скучны, Синцов сощурился и прочитал «Домоуправление ЦИАМ НКАП 1 литр кипяток».

– Литр кипятка? Уже литр?

– Это жетон из шарашки, – негромко сказал Грошев. – Во всяком случае, я так предполагаю. Что такое шарашка, знаешь?

– Примерно…

– В шарашках никакого денежного оборота не допускалось, сам понимаешь, номерные предприятия. Но за хорошую работу полагалось поощрение – кипяток, портянки, селедка. НКАП – это Наркомат авиационной промышленности. По этому жетону вполне мог получать кипяток сам Королев. Это не просто железка, это артефакт эпохи. Это время, это кровь. Дорога в космос.

Грошев поднял кружку с кофе к потолку.

Синцов не думал, что проблема кипятка и горячей воды стояла в стране настолько остро, почему-то Королев, идущий по лестнице за кипятком с чайником, ему не представился. Но он вполне допускал, что такое могло случаться.

– Почти за каждым жетоном есть такая история. Это как приложение к вещи, бэкграунд, бонус. Ну, за телефонными или за жетонами метро, конечно, нет, а вот за такими есть. Жетонисты как раз такие истории ценят, собирают их, записывают. Я тоже собираю, целый блокнотик собрал. Может, издать?

– Истории, конечно, удивительные…

– Да, мир удивителен, – буднично перебил Грошев. – У меня тут несколько неплохих жетонных лотов, я над этим давно работал, неплохое вложение получилось. Годиков через пять сброшу, пожалуй.

– И сколько такой стоит? – Синцов постучал по альбому.

Грошев не ответил.

Синцов закрыл альбом, убрал его обратно в ящик. Он чувствовал себя нехорошо. Пусто как-то. Слишком много вокруг… Он не мог понять чего. Денег? Надежд на деньги? Или просто надежд. Информации.

– День прошел – и вот итог, – голос у Грошева сделался официальным, он достал из кармана пятисотрублевую купюру, протянул Синцову. – Как договаривались, гонорар.

Синцов взял деньги.

– Ничего же не нашли… – напомнил он осторожно.

Ему не хотелось возвращать деньги, но все равно, как-то… Слишком много и слишком на пустом месте.

Грошев зевнул, подул на кофе.

– Бывает, – ответил он. – Сегодня не нашли, завтра найдем. Три мешка перебрали, уже хорошо. Все идет по плану. Не дергайся, Кость, одна хорошая находка все окупит.

– Ну все равно… – Синцов с сомнением глядел на деньги. – Пусть хоть за два дня.

– За два так за два, – не стал спорить Грошев. – Как хочешь. Кстати, после перебора всегда спать хочется.

Синцов зевнул.

– Это как считать овец. Даже лучше.

– Считать овец…

– Ага. Поэтому кофе.

Синцов зевнул еще сильнее. Ему тоже захотелось кофе, но он вдруг подумал, что если он согласится на кофе, то не уснет до завтрашнего утра.

– Я пойду, – сказал он. – У меня что-то на самом деле… Голова кружится.

– Давай. До завтра. После обеда заглядывай, ладно?

Ага.

До дома Синцов добрался быстро. Боялся уснуть по пути.

С утра бабушка напекла блинов, и Синцов ими сильно объелся. Блины были совсем не такими, как их пекла мама, вкуснее и легче, так что, съев один, сразу же хотелось съесть другой, отчего остановиться не получилось. К блинам бабушка выдала банку сгущенки, Синцов еще с начальной школы помнил, что сгущенка – коварный продукт, если ею увлечься, то можно быстро слопать полбанки, а после такого количества обязательно захочется спать, как от счета овец. Но противостоять блинам и сгущенке Синцов не смог и съел много, так что после завтрака с трудом вылез из-за стола.

Что делать дальше, Синцов не представлял. Грошев его ждал лишь после обеда, а пока… В Интернет отчего-то идти не хотелось, Синцов решил, что это от усталости мозга. Для очистки совести предложил бабушке наносить воды и нарубить дров, чем вызвал у нее веселье. Синцов не понял отчего – отец рассказывал, как все его детство прошло в подобных упражнениях – в обязательном ежедневном наполнении сорокаведерной поливочной кадки летом и в колке дров осенью, зимой и весной, и что именно этот труд крайне благотворно повлиял на становление его характера.

Синцов полагал, что за прошедшее время в Гривске изменилось мало что, и заранее морально настроился на нечеловеческие лишения и изнуряющую работу, однако реальность преподнесла ему приятный сюрприз. Как оказалось, в бабушкин дом давно проведен газ, посредством которого осуществляется отопление, печка же сохраняется на всякий случай и с декоративными целями, так что в рубке дров надобности нет. Нет ее и в поливке, поскольку давно уже проведена вода и вода эта разбрызгивается с помощью поливальной машинки. Так что бабушка сказала, что необходимости в помощи нет, ну разве что потом сходить за хлебом, совсем потом, послезавтра. На обед же бабушка пообещала гороховый суп, гороховый суп Синцов уважал. На всякий случай он предложил бабушке почистить картошки, но та только отмахнулась.

До горохового супа Синцов бродил по Интернету, стараясь разобраться в основах нумизматики. Далеко, впрочем, не продвинулся, поскольку нумизматических сайтов было много и все они, как показалось Синцову, врали в разные стороны. Поэтому Синцов решил не воспалять мозг избыточными сведениями, все равно Грошев скажет, что на самом деле все не так.

Гороховый суп превзошел ожидания.

Объевшегося Синцова потянуло под балдахин, он раззевался и поплыл, но тут на помощь пришла бабушка с имбирным чаем термоядерной насыщенности и такой же, по словам бабушки, оздоровительности. Выпив кружку, Синцов ощутил в организме сильное жжение и немалый прилив бодрости и поспешил к Грошеву.

В этот раз улица Диановых была пуста абсолютно, людей не виделось, совсем как в эпицентре зомбоапокалипсиса. Из техники возле дома Грошевых стоял только старый мотоцикл, видимо, родители были на работе.

Синцов направился сразу к Грошеву, шагая по крепкому аромату хорошего кофе.

Грошев, сильно скрючившись и жуя зубочистку, сидел за столом и разглядывал через лупу ромбовидный металлический знак. Синцов приблизился. Знак назывался Сельский Письмоносец В.В.О.С. № 404, Синцов усмехнулся.

– Да, мне тоже номер понравился, – согласился Грошев. – Поэтому и купил. Письмоносец четыреста четыре… время бывает весьма ироничной штукой, знаешь ли.