Эдуард Веркин - ЧЯП

– Там какалики разные, нарыл слегонца, может, что интересное попадется.

Синцов заметил скептическое выражение, промелькнувшее на лице Грошева.

– Короче, пацаны, работайте, – усмехнулся Лоб.

– Как скажешь, – кивнул Грошев. – Лето длинное.

– Да, длинное… А с этим-то колхозом можно что сделать?

Лобанов похлопал по наклейке.

– Конечно, – кивнул Грошев. – Сейчас все наладим…

Грошев открыл бутылку с прозрачной жидкостью, запахло спиртом.

– Полировку не поведет? – настороженно спросил Лобанов. – Если лак съедет, я потом его здесь уже не положу, придется в область гнать.

– Не боися, – отмахнулся Грошев. – Все будет четко. А это тебе.

Грошев сунул бутылку Лобанову.

– Протри руки, а то скоро намертво пристанет, потом с кожей срезать придется, – посоветовал Грошев.

Лобанов взял бутылку, вытянул зубами пробку и стал поливать руки, а потом не удержался и жестом из старых черно-белых фильмов вылил пригоршню спирта себе на шею.

Грошев тем временем занимался наклейками. Он размял пальцы, погладил круглую бумажную блямбу на лобовом стекле, подцепил ее ногтем. Попробовал то есть подцепить, блямба сопротивлялась, но Грошев был ловок и все-таки победил, отклеил краешек. Затем произошло следующее, Грошев выдохнул и невидимым рывком сорвал наклейку. Скомкал, сунул в карман.

– Золотые руки, – Лобанов похлопал Грошева по плечу. – Слава о нем дошла до самых отдаленных частей нашей великой страны.

Грошев сорвал вторую наклейку. Наверное, у него действительно непростые пальцы, подумал Синцов. Во всяком случае, наклейки отрывались одна за одной. Легко.

– Одну оставь, – остановил Лоб Грошева на восьмой.

– Зачем?

– Хочу посмотреть, сколько продержится. Ладно, пацаны, я поехал.

Лобанов запрыгнул в машину и укатил, Грошев и Синцов потащились в дом.

Отца Грошева на веранде уже не было, пахло табаком и валерьянкой. В комнате Грошева химический запах сделался крепче.

Грошев сгрузил мешки с монетами в ящик, коробку со звоном поставил на подоконник, открыл и стал смотреть внутрь нее с умилением.

Синцов сел в кресло, придвинул ведро, снял лопух с ведра. Внутри оказались, конечно же, монеты. Разного размера, разного цвета, очень старые и очень плохие. Если бы Синцов не знал, что Грошев интересуется монетами, он никогда не подумал бы, что это они. Мутные кружки, покрытые плесенью, или ржавчиной, или застывшей землей, на большинстве вообще ничего не виделось.

– Вы с Лобановым монеты ищете? – спросил Синцов и достал из ведра монету.

– Ищем? Не, не ищем. Мне не интересно искать, – поморщился Грошев. – То есть интересно, конечно, но не так… Знаешь, первые монеты мне вообще дедушка подарил. Он после войны жил в Макарьевском районе, а отец его, мой прадед, был трактористом. Ну, мой дед помогал отцу на поле, а потом ходил по пашне и собирал монеты прямо из земли. Серебро часто попадалось, его они продавали, а медь тогда и не нужна была вовсе, дед ее в ведро собирал. Сначала в одно, потом еще. Так мне четыре ведра и достались по наследству. Папка выкинуть хотел эту ржавчину, а я посмотреть решил.

Грошев усмехнулся, достал из коробки небольшую вазочку, полюбовался, убрал обратно.

– И что?

– Хватило папке на «шестерку», – ностальгически вздохнул Грошев. – И в отпуск съездили. Но это давно было, сейчас бы дороже ушло. Там, помню, деньга восемьсот пятого была в очень неплохом состоянии.

– Откуда деньги в полях? – не понял Синцов.

Он перевернул монету, другая ее сторона была мелкодырчатая, как лунный пейзаж.

– Примета раньше была, – ответил Грошев. – На хороший урожай кидали монеты. Потом теряли много в полях всегда. Вот и представь, если полю лет двести или того больше? А плуг при распашке поднимает по сорок сантиметров, монеты наверху оказываются. Иногда старые монеты даже в сорочьих гнездах находили. На чердаках, в копилках, везде. Конечно, такие монеты много не стоят, но…

Золотые руки, вспомнил Синцов.

– Но их можно почистить, – сказал он и кивнул на елку.

– Предпочитаю термин «ремонт», – поправил Грошев. – Ремонт гораздо осмысленнее. Я не люблю искать, ремонт – это не азарт, ремонт – это созидание, творчество. Чтобы из какалика…

– Из чего?

– Из какалика.

Грошев кивнул на ведро Лобанова.

– Это так называемые какалики, – сказал он. – Убитые монеты, пролежавшие в земле слишком долго. Земля их съела, она любит… почти ничего нельзя разобрать, попробуй сам.

Синцов попытался рассмотреть монету получше, но на самом деле ничего разглядеть не смог, какие-то еле различимые дуги и стертые буквы, и вроде бы орел, грязь, прилипшие песчинки, въевшиеся, казалось, в сам металл.

– Это, скорее всего… копейка тысяча восемьсот пятьдесят третьего, – сказал Грошев, сощурившись. – ЕМ. В таком виде она не стоит ничего, сто рублей за кило. Но если ее слегка поднять… То есть бережно почистить, восстановить, проявить рельеф, наложить патину…

Грошев отобрал у Синцова монету, зажал между ладонями, подышал внутрь, подкинул-поймал.

– Одним словом, если над ней хорошо поработать, то можно продать рублей… за триста.

– Всего?

– Это не так уж мало, – сказал Грошев. – Нормальные деньги. А потом, мне это просто нравится.

– Восстанавливать монеты?

– Ага, – кивнул Грошев. – Чтобы поднять из какалика монету, нужно умение. Искусство, терпение, пальцы. У меня неплохо получается. Наверное, это наследственное. Ты в курсе, что наш прапрадед был мастером финифти?

Грошев продолжал удивлять.

– Наш?

– Ну да, наш. Мы четвероюродные братья, значит, у нас общий прапрадед, а он занимался финифтью в Суздале. Так что это наследственное. И твоя удача тоже, наверное, оттуда.

Прапрадед в Суздале, мастер финифти. О как.

– Значит, ты восстанавливаешь монеты?

– Ага. Лоб подгоняет, я чищу.

– А Лобанов где их берет? – поинтересовался Синцов. – Копает?

– Лоб копает?! – хохотнул Грошев. – Да брось, какой из Лба копарь. Это он говорит, что накопал, ага! Купил в области на базаре по цене металла, вот и весь его хабар. Знаешь, есть такие бестолковые рыбаки, которые даже в карповом садке не могут рыбы наловить. Ну, только если она в руки к ним не прыгает. Да и то выпустят. Нет, он, конечно, копает, наверное, для физкультуры… Но все мимо. Может, конину какую и поднимал, да и то сильно сомневаюсь…

Грошев махнул рукой.

– Я к нему как-то зашел в гости, он как раз из полей вернулся, тогда у него еще «Тойоты» не было, старый «Патрол» гонял. Так у него в багажнике как раз ведро с накопом стояло. Я так смеялся, что язык прикусил, до сих пор помню. Великий копарь Лоб приволок из экспедиции ржавые гвозди, пивные и водочные пробки, два советских пятака, ручку от самовара и сломанную подкову. Так что он мимо кассы.