Эдуард Веркин - ЧЯП

Синцов пошевелился. Ночь, проведенная в опилках, дала о себе знать, Синцов отлежал шею и при поворотах головы у него немного похрустывало в позвонках. Он попробовал встать, но куча не отпускала, и Синцов уснул снова.

Проснулся от солнца и от запаха кофе. Над ним стоял Грошев с термосом через плечо, пил кофе из кружки, вертел в руках прут. Синцову и Царяпкиной в опилках Грошев не удивился.

– Зря, Костян, ты сюда залез, – сказал Грошев. – В опилках собаки обожают ночевать, так что в них полно блох и чесотки.

Синцов вылез из кучи и подумал о деградации. Еще недавно, буквально несколько дней назад, он страдал от отсутствия Интернета, а сегодня уже любит толокно и ночует в свежих опилках.

Синцов отряхнулся, но опилки забрались под одежду и бодрили.

– Царяпкина, вставай, пора спасать культуру, – Грошев стал тыкать Царяпкину прутом.

Царяпкина проснулась злая, какая-то слежалая, впрочем, решимости не растратившая, Грошев ей даже кофе не стал предлагать, отправились спасать культуру.

Мэр жил не очень далеко, километрах в двух, в скромном особняке на высоком берегу реки. Грошев велел Синцову и Царяпкиной ждать, сам отправился во владетельные чертоги. Синцов и Царяпкина остались. У дома мэра не лежало опилок, зато имелась кованая скамейка в виде дельфина и несколько свежепосаженных березок. Царяпкина сказала, что на дельфине сидеть не будет, и стала сидеть на велосипеде, на багажнике. Синцова дельфин не смущал.

– Грошев – гад, – зевнула Царяпкина.

– Ну, не знаю. Нормальный он. Вчера девчонку от гопников защитил.

– О да, это он умеет…

Царяпкина обидно расхохоталась.

– Он – бессовестный тип, – привычно сказала Царяпкина, отряхивая опилки. – Это все знают. И лгун. Он страшный лгун, я в жизни таких не встречала.

– Почему же он лгун?

– Лгун и манипулятор. Наглый и беззастенчивый манипулятор. И ты не первый, кто повелся, кстати.

– В каком смысле повелся?

Царяпкина всепонимающе ухмыльнулась.

– В каком смысле повелся? – снова спросил Синцов.

– Как дитё малое повелся, в этом смысле, – пояснила Царяпкина. – Как баран на новые ворота. Ты думаешь, для чего Чяп с тобой дружбы водит?

– Он не водит, я ему просто помогаю. Мне делать нечего, вот я и помогаю. Монеты перебираем. А что такого?

– А, уже до перебора дошло… Ну-ну.

Царяпкина зловеще ухмыльнулась.

– Что ну-ну?

– Вроде не похож.

– На кого не похож?

– На дурака. На защитника сирых, убогих, колченогих всяких. По этой части больше я, но меня Грошик уже давно обмануть не может.

– А почему не похож? А вдруг я закоренелый гуманист?

– Гуманист? Ну да, наверное, гуманист. Не, точно, ты на самом деле гуманист.

Царяпкина сочувственно покачала головой.

– Только гуманист может водиться с Грошевым.

– Почему?

– Потому что… – Царяпкина вытащила из кармана кардигана щепку. – Потому что все в нашем Гривске считают Чяпика стуканутым. После той аварии он почти полгода в дурдоме просидел, а потом еще… Он такую чепуху нес, что от него в школе все, как от чесоточного, шарахались. С тех пор его и считают…

Царяпкина выразительно постучалась головой о ствол ближайшей березки.

– Мутантом, – Царяпкина потерла лоб. – Его считают мутантом, никто с ним не хочет дружить. Ну, кроме бандеросов типа Лобанова.

По лбу Царяпкиной пробежал шустрый муравей, видимо, прибился с березы. Царяпкина попыталась прибить его ладонью, но только несколько раз звонко хлопнула себя по лбу – хлоп-хлоп-хлоп.

– Вот он и выискивает себе приятелей из неместных. Подлавливает как бы невзначай. Подкидывает редкие монетки и рассказывает про удачу. Типа того – о, чувачок, да к тебе прицепилась удача, ты нашел раритетную симбирскую полушку! Это надо использовать! Куй железо, пока горячо!

Царяпкина еще раз хлопнула по лбу, уже не в охоте на муравья, а просто так, для души, видимо.

– Зачем?

– Комплексы. Хочет выглядеть нормальным, хочет быть как все. Хочет показать всем, что и у него есть друзья. Что с ним может общаться не только такой упырь, как Лоб.

Нет, подумал Синцов. Ерунда. Вряд ли. Я бы заметил. Хотя как заметишь? Счастливые монеты ведь на самом деле…

И Грошеву ничего не стоило их подложить в мешки с перебираемой мелочью и в ручей. Да и в кассу «Светланы-М»…

Синцов почесал нос. Глупо ведь… И он идиот такой…

А если правда? Если правда, то у Грошева на самом деле серьезные проблемы. Психоз, можно сказать.

– А может, у него на тебя есть планы, – трагическим голосом произнесла Царяпкина. – Совсем другие.

– Например?

– А кто его знает? А вдруг он совсем…

В этот раз Царяпкина не стала подходить к березе и биться об нее, просто постучала себя кулаком по голове, и этот звук резонансом отозвался в пустотелом дельфине.

– А вдруг он свихнулся конкретно? – предположила Царяпкина. – Ну, то есть не для красного словца, а реально? У него же было повреждение мозга – было? А теперь вот оно разрослось и заполнило уже весь мозг, и он настоящий псих. А что, если он с тобой готовит… Ну не знаю…

Царяпкина широко махнула рукой.

– Вот поймает тебя, привяжет к стулу и зальет в глотку расплавленные крюгерранды!

Царяпкина схватила себя за горло и немного подушила, немного похрипела.

– Или вспорет живот и набьет его советскими десятикопеечными монетами!

Царяпкина схватилась за живот и тоже немного похрипела.

– Хотя это вряд ли, – успокоилась она. – Скорее всего, он просто тебя на бабки хочет выставить.

Этот вариант понравился Синцову меньше всего. Потому что как-то он был… похож на правду. Немного.

Царяпкина продолжала нагнетать.

– Все, повесит на тебя долг в полтора миллиона, а чтобы ты не очень дергался, подошлет тебе Лобанова с утюгом и паяльником. Знаешь, говорят, что Лобанов в прошлом большой мастер радиотехнических работ. Это он сейчас вроде как бизнесмен и меценат, а десять лет назад…

Царяпкина изобразила некое шкворчание, Синцов догадался, что таким способом она пыталась изобразить шипение жира под подошвой лобановского утюга.

Да и сам Грошев к радиотехнике, кажется, неравнодушен.

– Конечно, Лоб тебя пытать утюгом не станет, он теперь ведь тоже филантроп, на Новый год дарит детям из детского дома мандарины и шоколадки. Но это только его личина!

Надо верить людям, подумал Синцов. Никакой Грошев не псих. Нет, псих, конечно, но не такой, как пытается Царяпкина изобразить. И не похож он на подлеца, и на негодяя. Да и кто на такой развод купится? И Лобанов никакой…

Если честно, Лобанов как раз на мастера радиотехнических работ походил. И весьма.

– Нет, он тебя не будет пытать утюгом, – с удовольствием повторила Царяпкина. – Он даже не потребует переписать на себя квартиру. Ты просто будешь барыжить на них, как Папа Карло. Да, как Папа Карло.