Т. Бернс - Гнилое яблочко

— Вроде того, за которое нас обычно наказывают?

— Именно.

— Но здесь нас не учат вести себя хорошо?

— Ни в коем случае.

Я пытаюсь сам разрешить эту загадку, но ничего не выходит.

— Тогда чему же нас учат?

Гудини ухмыляется до ушей и становится еще моложе на вид.

— Вас учат, — отвечает он, — быть профессиональными хулиганами.

После урока Гудини спрашивает, есть ли желающие показать мне нечто под названием «Кладовая». Никто не спешит воспользоваться шансом, и я вызываюсь показать Кладовую самому себе. В конце концов, чем больше времени я провожу в одиночестве, тем меньше у меня возникает вопросов. Но Гудини запускает куском мела в Лимона, выдергивая того из полудремы, и говорит, что, как бы сильно Лимон ни хотел одиноко почить в безвестности, ему придется стать для меня лучшим соседом по комнате, какого только можно вообразить.

Мне лично кажется, что идеальный сосед должен иногда поддерживать разговор, но у Лимона, похоже, другое мнение на сей счет. Мы идем молча, пока я наконец не решаюсь задать вопрос, который мучает меня с того самого момента, как Гудини рассказал, чему нас учат:

— Что все-таки значит быть профессиональным хулиганом?

Лимон и ухом не ведет.

— В смысле, я знаю, кто такие обычные хулиганы, — поясняю я, представляя себе Бартоломью Джона. — Ну, или думаю, что знаю. Но чем он отличается от профессионального? Нам что, платить будут?

— Какая разница? Хулиганить прикольно. Этого достаточно.

Этого достаточно. Отлично. Никаких проблем.

— Кстати, — добавляет Лимон, — ты уже тринадцатый.

— Тринадцатый кто?

— Сосед по комнате.

— Круто, — киваю я и добавляю: — Но ты здесь всего месяц, разве нет?

Молчание.

— То есть ты меняешь по три соседа за неделю?

— Двенадцать за одну неделю. Девять первокурсников, таких же, как мы, один второкурсник, один третьекурсник и один четверокурсник. Их всех смущало мое хобби, и больше не нашлось никого, кто хотел бы ко мне подселиться. До вчерашнего дня я двадцать один день жил без соседа.

У меня падает сердце.

— Сочувствую. Но наверное, это здорово — иметь собственную комнату.

Он пожимает плечами:

— Скоро я снова останусь в ней один. Если только они не были правы насчет тебя.

— Это ты о чем? — Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

— Я не знаю, что там у тебя за история. — Он останавливается перед стеклянной дверью, поворачивается ко мне и приподнимает лохматую бровь. — Но я знаю, что если они тебя ко мне подселили, то считают, что огонь тебе нипочем.

Он заходит внутрь. Мне приходится немного подождать, чтобы унять дрожь в ногах; потом я следую за ним.

— Добро пожаловать в Кладовую! Пожалуйста, положите одну руку на панель.

Прямо за дверью находится серебристый турникет. Рядом с ним стойка, на которой лежит тонкая прозрачная коробочка. Слева от стойки располагается длинный прилавок, из-за которого мне улыбается сотрудник Академии. Судя по бирке на красной рубашке, его зовут Мартин.

— Руку на панель, — повторяет Мартин. — Иначе не получится зайти.

Он кивает на прозрачную коробочку. У меня внутри все сжимается. Мне не хочется тянуть время и раздражать Лимона, но я боюсь, что нечаянно запущу сигнализацию, какую-нибудь сирену или — еще того хуже — сделаю так, что с потока посыплются конфетти, а рядом появится духовой оркестр и заиграет марш в мою честь. Учитывая, как высоко Анника ставит убийц, такой прием вполне возможен.

— Что, потратить впустую целый час на уроке тебе кажется мало?

Я оборачиваюсь. Позади меня стоит мальчик с торчащими черными волосами. За ним — девочка, у которой Гудини украл плюшевого единорога. А за ней — четверо хулиганов постарше. Все они выжидающе смотрят на меня.

— Простите, — говорю я. — Я тут раньше никогда не был.

— Мы в курсе. — Мальчик — кажется, Гудини называл его Эйбом — закатывает глаза. — Это не бином Ньютона. Положи руку на панель и жди, пока турникет запикает.

Я бы лучше пропустил его вперед и попытался протиснуться через турникет вслед за ним, но Мартин смотрит на нас. Тем временем сзади подходят все новые хулиганы, и хвост очереди уже вылезает за дверь. Некогда думать о том, как еще потянуть время, и я поворачиваюсь обратно, закрываю глаза… и кладу правую руку на панель.

Коробочка шевелится. Я распахиваю глаза, пытаюсь поднять руку, но пальцы приросли к панели, как магнитики к холодильнику. Коробочка — которая, как я теперь вижу, представляет собой экран компьютера, — наклоняется на сорок пять градусов, и прямо над моими пальцами появляется бегущая строка.

«Добро пожаловать, Симус Хинкль! У вас… 20 кредитов!»

Эйб фыркает. Девочка с единорогом хихикает. Мартин говорит:

— Все с чего-нибудь начинают. Если слухи о тебе правдивы, то скоро ты сможешь купить самолет Килтер.

Смешки затихают.

— Это стоит пятьдесят тысяч кредитов, — замечает Эйб. — Самое дорогое, что есть в Кладовой.

— Знаю, — кивает Мартин и подмигивает мне.

Турникет пикает. Я вваливаюсь внутрь, чуть не сметая выставленные перед входом коктейльные трубочки и горку шариков из жеваной бумаги.

Желая поскорее оторваться от одноклассников, я бросаюсь в первый же проход. Стены здесь увешаны всей амуницией, о которой только может мечтать хулиган. Пневматические винтовки и ружья для пейнтбола. Луки со стрелами. Водяные пистолеты и пистолеты, стреляющие ледышками. Воздушные шарики, которые выглядят как безобидные подарки на день рождения, однако их название — гидробомбы — заставляет подозревать, что их можно использовать не в таких невинных целях.

Ничего похожего на мое оружие здесь нет, но все это все равно заставляет меня вспомнить о мисс Парципанни. Я убыстряю шаг и тороплюсь выбраться из этого коридора.

Побродив по другим проходам, я наконец нахожу Лимона в дальнем конце магазина. Он стоит перед стеной, на которой написано «Худший кошмар пожарного». Я подхожу поближе и вижу, что для пожарного худший кошмар — это спички и зажигалки. Щепки и рваные газеты. Канистры с бензином. Огнеупорные маски и костюмы.

И та штука, на которую Лимон уставился, словно на маятник часов: Килтерский детектор дыма с автоматической системой пожаротушения. Серебристый диск с дырочками в стеклянном ящике на верхней полке, под самым потолком.

— Хочешь это купить? — спрашиваю я.

— Он стоит две тысячи кредитов.

— А у тебя сколько?

Он поворачивается ко мне и прищуривается.

— У меня минус двадцать, — с готовностью сообщаю я.

Он не улыбается и лишь снова прикрывает сонные глаза.

— Как мне получить больше? — спрашиваю я, чтобы Лимон не подумал, что я все время лезу в чужие дела, как назойливая муха.