Юрий Сотник - Рассказы

– Нет, Зинка, ну что ты путаешь! Она "интересный" не говорила!

– Ага! Верно, не говорила! Она сказала, что ты очень... этот... остроумный человек, и потом говорит: "Я тоже... это... я ужасно, с большим удовольствием с ним познакомлюсь". Они из-за тебя какой-то салон даже открывать собираются!

– Выставку, что ли!..

– Не... какой-то другой... светский какой-то.

– Да ну вас! Дуры психованные! – вдруг обозлился Дудкин и ушел домой.

Как видно, он подумал, что его разыгрывают. После этого девчонки, наверное, полчаса завывали у него под окном: "Анто-о-ошка! Ну на мину-у-уточку! Ну вы-ыйди!"

Но Дудкин так и не вышел к ним.

Зато после обеда он явился ко мне. Вид у него был серьезный, озабоченный.

– Ты чего делаешь? Ты один?

– Один. А что?

– Так...

Мы прошли в комнату. Насупив брови, Антон заложил руки за спину и уставился на меня исподлобья.

– Слушай!.. Это правда, чего девчонки говорили?

– Правда, – ответил я. Антошка еще больше насупился.

– И значит, эта Двинская так и сказала, что я... ну, это... ну... остроумный?

– Нет, Двинская сказала, что ты интересный человек.

– Двинская?

– Ага. А Оля сказала, что ты остроумный. Антошка присел на край дивана, подпер подбородок рукой.

– Черт! А я думал, я просто так болтаю, безо всякого остроумия... – Он помолчал, потом взглянул на меня снизу вверх. – А по-твоему, я остроумный? Только честно!

Я никогда над этим вопросом не задумывался, но из деликатности ответил:

– По-моему, остроумный.

– И значит, они познакомиться хотят?

– Да. Я сам слышал.

– Вот черт! – Дудкин вздохнул так сокрушенно, что я спросил, почему его это огорчает.

– По-моему, для тебя только лестно, что с тобой хотят познакомиться Двинская и ее внучка. Он поднялся и заходил взад-вперед.

– Тебе хорошо говорить – "лестно"! А мне... Они же познакомятся и все время будут думать: вот, мол, интересный пришел, остроумный! Вот, мол, сейчас чего-нибудь такое сострит! А чего я им буду острить, если я сам не знаю, что остроумно, а что нет!

Я понял, что положение у Антошки действительно трудноватое, но ничего дельного посоветовать не мог. Антон побыл у меня еще немного, повздыхал и ушел в подавленном настроении. Однако минуты через две снова раздался звонок. Это вернулся Дудкин.

– Лешк... – сказал он, стоя в дверях. – А если я им так скажу: "Вы живете на третьем, а я как раз под этим". Это остроумно будет?

Я слегка оторопел.

– А что это такое: "Я как раз под этим"?

– Ну, в том смысле, что я на втором этаже живу. Правда, в другом подъезде... Но ведь все равно же можно сказать, что "как раз под этим"?

– По-моему, это все-таки не очень остроумно, – деликатно ответил я.

Дудкин помолчал, вздохнул:

– Вот я тоже думаю, что не очень... Ладно! Пока!

Прошло дня три. Аглая и Зинаида познакомились с Олей, и она прыгала вместе с ними через скакалку и играла в мяч. Антошкой Оля, как видно, не очень интересовалась, зато Аглае с Зинкой ужасно хотелось их познакомить.

А Дудкин как раз этого и боялся. Он даже не выходил во двор, когда видел там наших девчонок в обществе Оли. Если же родители посылали его в магазин, он сначала затаивался в подъезде, выбирая подходящий момент, затем выскакивал и летел к воротам с такой скоростью, что не видно было ни пяток его, ни локтей.

Глашка с Зинкой все-таки засекали Дудкина и бросались ему наперерез. Погоня каждый раз была упорной, большой двор оглашался воплями:

– Антошка, погоди-и-и!

– Антошка, чего скажу-у-у!

– Да ну ладно вам! – хрипел на бегу Дудкин. – Ну некогда мне! Да ну отстаньте вы!

Однажды, когда девчонки вернулись после очередной погони, Оля тихо заметила:

– Все-таки он какой-то странный, этот Антон.

– Чего – странный? Почему? – насторожилась Зинаида.

– Дикий какой-то.

– И ничего не дикий! Просто стеснительный немножко!

– Ой, Зинка, ну что ты врешь! – возмутилась Аглая. – Вовсе он не стеснительный, просто в нем гордости очень много!

А между собой наши девчонки решили: "Влюбился он в эту Ольку. Вот чего!"

Они были недалеки от истины. Антону очень хотелось познакомиться с Олей. Но девчонки не знали, что он дни и ночи мучается, стараясь придумать для этого что-нибудь остроумное. В эту Антошкину тайну был посвящен только я. По нескольку раз в день у нас звонил телефон и в трубке слышался усталый голос:

– Лешк!.. А вот так остроумно будет: "Эх, Оля, Оля, какая у тебя тяжелая доля"?

– А почему "тяжелая доля"?

– Ну... ну, может быть, она на что-нибудь пожалуется. Может, скажет, что, мол, в школу, скоро идти... еще что-нибудь... Вот я ей и скажу.

– По-моему, не остроумно, – отвечал я и советовал: – Ты зря стихами начал острить. Ведь раньше ты прозой острил, и у тебя получалось.

– Знаю, что прозой... А вот сейчас все почему-то в рифму... Ну ладно! Пока!

На четвертый день вместе с Олей во двор вышла Вера Федоровна и объявила:

– Ну-с, уважаемые!.. С устройством квартиры у нас покончено, на носу начало учебного года, посему приглашаем вас в воскресенье к Оле на новоселье. Шампанского не обещаем, но чай со сладким будет.

Я первым догадался сказать "спасибо". Девчонки тоже поблагодарили, сказали, что обязательно придут, потом Аглая спросила:

– А Дудкину можно прийти?

– Это остроумцу-то вашему? Разумеется! Он будет украшением нашего раута! – Вера Федоровна вдруг подняла указательный палец: – Но одно условие, дорогие: все вы тут люди талантливые, театральной деятельностью занимаетесь... Олины друзья тоже не без дарований. Так что давайте устроим маленький концерт. Пусть каждый выступит хотя бы с одним номером, но уж с таким, чтобы им можно было блеснуть.

Это было в четверг. С того же вечера началась подготовка к концерту. Все мы почему-то считали, что Олины друзья должны быть такие же необыкновенные, как мебель ее бабушки, что все они по-настоящему талантливы, не в пример нам, грешным. Ударить в грязь лицом никому не хотелось.

Моя мама принялась разучивать со мной стихи Барто "Лешенька, Лешенька...". Аглаина мама призвала на помощь соседку, и та стала обучать Глашку с Зинкой танцу "летка-енка". Проходя мимо раскрытого окна Аглаи, я слышал звуки хриплого магнитофона и видел две подпрыгивающие головы: одну – рыжую, другую – темную.

Всех удивил Васька. Он вдруг написал стихи. Никогда в жизни стихов не писал, а тут вдруг взял и выдал. О чем были стихи, Зина дала Ваське слово никому не говорить, но сказала, что стихи – "мировецкие".

А вот Антошка ходил как потерянный, и с каким номером выступать в концерте, он не знал. Девчонки ему, конечно, сказали, что он будет "украшением раута". Он так маялся, словно ему не в гости надо было идти, а к зубному врачу.

Я однажды ему посоветовал: – Ну что тебе мучиться! Выучи какое-нибудь стихотворение – и все!