Леонид Треер - Стратонавт поневоле

— Эй, балерун! — раздраженно крикнул Леро. — Обратите внимание на ногу вашей партнерши!

На утиной лапке сверкало золотое колечко, на котором было выгравировано: «Имущество Барракуде. Употреблять строго запрещается».

Изумленные воздухоплаватели тщательно осмотрели имущество неизвестного Барракудо, но других объявлений не обнаружили.

В это время послышалось гудение мотора, и они увидели самолет. Он летел далеко в стороне, и за ним тянулся шлейф листовок. Бумажки кувыркались и медленно опускались на землю, точно конфетти. Леро, посланный за листовкой, взлетел, оскорбил словом молодого птеродактиля, пытавшегося затеять драку, и вернулся с добычей, пахнущей типографской краской.

«Граждане великой Кошмарии! — прочли воздухоплаватели. — Мои дорогие дети! Ваш усталый папа Барракудо страдает и тоскует. Уже три дня отсутствует его любимая Белая Утка. Это мешает ему заботиться о вас. С болью в сердце вынужден расстрелять сегодня в нашей славной столице Вальядоле сто заложников. И так будет каждый день, пока не найдется Белая Утка. Тот, кто найдет ее, получит десять тысяч люриков. Спешите, дети мои. У меня очень скверное настроение.

Ваш любимый диктатор папа Барракудо».

— Вот и пообедали, — Коля почесал затылок, — придется вернуть утку.

— Вернуть? — рассеянно спросил Сид.

— Ну конечно, — Коля был удивлен вопросом, — иначе погибнут заложники...

— Не отдам! — крикнул Джейрано, прижимая птицу к груди. — Не отдам. Утка общая. Я тоже бежал за ней. У меня шишка голода.

Коля, ни слова не говоря, повернулся и зашагал к «Искателю».

— Святая мадонна, — простонал Сид, — зачем я связался с этим героическим мальчиком. Он доконает меня своим человеколюбием...

Джейрано, волоча утку, поплелся за Колей.

Они поднялись в небо и полетели в том направлении, где скрылся самолет. Минут через пятнадцать на горизонте показался город. Это и был Вальядол, столица Кошмарии.

На всякий случай Коля посадил «Искатель» в нескольких километрах от города, на уютной лужайке.

— Хотите пообедать у папы Барракудо? — спросил Редькин, насмешливо глядя на Котлетоглотателя.

— О нет, мой маленький герой, — Сид покачал головой, — лучше я поголодаю. Идите сами, и пусть нимб великомученика освещает вам дорогу. А я, простой смертный, слабый и бесхребетный, лучше посплю. Я боюсь диктаторов.

— Спите, Сид Джейрано, — Коля покраснел от злости. Как будто он не боится диктатора! — Отдыхайте, набирайтесь сил. Вам ведь скоро опять глотать баранов, лопать быков и пить ведрами кофе. Спите! А ты, Леро, отгоняй от спящего мух...

— Еще чего! — фыркнул попугай.

— Леро, — строго сказал Редькин. — За шар и за этого беззащитного дядю отвечаешь!

Он замотал утку в старый свитер Эдисона Назаровича и отправился освобождать заложников.

Был полдень, когда Коля вошел в Вальядол. Город плавился в зное и казался вымершим. Только тощие безродные псы понуро стояли в тени, свесив розовые языки до земли. Кривые переулки, застроенные халупками из фанеры и жести, как грязные ручьи, впадали в главную и единственную улицу Цвай Карамболь. На этой улице находились лавки, почта, кинотеатр и кафе с фирменным блюдом «Печень по-кошмарному».

Цвай Карамболь упиралась в огромную площадь, над которой возвышался Дворец.

Обливаясь потом, Коля добрел до дворцовых ворот с чугунными львами по бокам. У ворот, на табуретке, сидел под зонтом сонный часовой в темных очках, шляпе, зеленой сорочке и в шортах. Он чистил пилочкой ногти. Рядом с ним, на асфальте, стоял телефон и валялся автомат, похожий на отбойный молоток.

— Я насчет Утки, — сказал Коля и, развернув свитер показал птицу, которая тут же закрякала.

Часовой замер, затем схватил телефон и начал бешено набирать номер.

— Докладывает оборотень Чистоплюй! — рявкнул он в трубку. — Прилетела Уточка!

Завыла сирена, ворота открылись, и выбежали два долговязых парня в точно такой же форме, что и Чистоплюй. Из этого Редькин сделал вывод, что они тоже оборотни. Парни встали по бокам у Коли и повели его во Дворец. Они долго шли по роскошным залам, поднимались и спускались по мраморным лестницам, кружили по темным лабиринтам коридоров, пока не остановились у массивных дверей с табличкой «Тихо! Барракудо думает».

Один из сопровождающих открыл дверь и кивком пригласил Колю войти. Редькин шагнул, дверь бесшумно закрылась, и он остался в темноте, ослепший после яркого солнца. Узкая полоска света пробивалась из-за гофрированных штор.

Постояв несколько секунд, он начал двигаться на ощупь. Так беспомощно тыкается во тьме зала опоздавший к началу сеанса, натыкаясь на зрителей, пока чья-то решительная рука не пригвоздит его к пустому креслу.

Когда глаза привыкли к сумраку, Коля начал осматриваться. Вдруг позади его раздался всплеск. Он обернулся и похолодел.

Щуплый человечек в длинной белой рубахе сидел на тахте и скалил зубы. Ноги его были опущены в таз с кипятком. Длинные обезьяньи руки касались пола. Из клубов пара проступали голый череп и морщинистое лицо с фарфоровыми, немигающими глазками.

Что и говорить, зрелище было жутковатое, но Редькину удалось справиться с волнением. Он вынул из свитера птицу и протянул ее диктатору:

— Ваша Утка?

— Моя, — отозвался диктатор, пощупав кольцо. — Где взял?

— А прямо на дороге, — затараторил Коля. — Иду себе, а она навстречу, и глаза такие умные-умные, и видно, хочет что-то сказать, я сразу понял, утка непростая, и тогда...

— Стоп! — прервал Барракудо. — Коротко о себе!

Коля опустил голову, не по-детски вздохнул и, печально глядя на диктатора, сказал:

— Зовут меня Робин. Фамилия Бобин. Мать умерла рано, я ее не помню. Говорят, она была леди. Отец — английский боцман. С пяти лет я стал плавать с ним. Образование — среднее, незаконченное. Отец много пил и бил меня почем зря. Я не выдержал и во время стоянки в Гонконге сбежал. И вот брожу по свету в поисках дедушки по маминой линии...

Редькину удалось выдавить слезу, так нужную в этот момент. Слеза упала в таз, где парились конечности диктатора, звонко булькнула, и в месте ее падения выпрыгнул восклицательный знак.

Барракудо поморщился:

— Ужасно ноют ноги. Должно быть, задует сирокко. — Он хлопнул в ладоши, и появился оборотень. — Заложников отпустить. Расстреляем в следующий раз. Приготовить другу Робину комплексный обед № 3. Назначить на завтра парад. Сливы перебрали?

— Так точно! — выпалил оборотень.

— Молодцы. Порченые — продать. Хорошие — закатать в банки — ив подвал.

Закончив водную процедуру, диктатор натянул на голову кудрявый парик, надел халат, шлепанцы, подошел к Коле и неожиданно прижал его к себе.