Алан Чароит - Ведьма Дивнозёрья

Увы, в Лютогора Марьяна не попала. Может, плохо целилась, а может, тот увернулся — кто знает, на что способен этот Кощеев сын? Впрочем, что ему с того выстрела — он же бессмертный!

— Тише ты, — Лис стряхнул с рук веревку и приложил палец к губам. — Ночь на дворе. Кругом люди спят.

Что-то мягкое и пушистое прижалось к Тайкиной ноге. От неожиданности она ойкнула и только потом заметила дрожащего коловершу. Так вот кто налетел и так больно кусал ее, приводя в чувство!

— Отдай мне ружье. Пожалуйста, — Лис протянул руку, и глаза вытьянки стали вдруг пустыми, как будто стеклянными.

Она шагнула вперед, но Тайка схватила ее за плечо и хорошенько тряхнула. Вытьянка, не удержавшись на ногах, шлепнулась на пол прямо на Пушка и снова завопила, как пароходная сирена.

А Тайка наставила на чародея меч.

— Эй! Не смей трогать моих друзей!

— А то что? — с усмешкой поинтересовался Лис. — Разрубишь меня на части? Ну, давай, попробуй. Ты когда-нибудь убивала людей, ведьма?

— Так ты же бессмертный! — Она замахнулась мечом, но замерла, не решаясь нанести удар. — Этим мечом я тебя только ранить могу, но не убить.

— Мочи его! — отчаянно выкрикнул коловерша, хлопая крыльями.

Сам он, увы, помочь ничем не мог, потому что запутался когтями в Марьяниной юбке.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но, к счастью дверь вдруг распахнулась, и в погреб с лаем влетела разъяренная Джульетта. Лис охнул, побледнел и попятился.

Он только успел выкрикнуть:

— Уберите собаку! — как овчарка налетела на него, сбила с ног, поставила мощные лапы на грудь и оскалилась, грозно рыча. Чародей в ужасе зажмурился, и Тайка опустила руку с мечом, который снова стал непомерно тяжелым…

Остальные уже спешили к ним на помощь.

Перед глазами все плыло. Среди пляшущих цветных пятен она успела разглядеть соломенные патлы Грини и серебристо-белый мех Вьюжки, заметила, как в дверях мелькнуло встревоженное лицо Радмилы, услышала, как Никифор зовет ее по имени, но сил ответить уже не было.

Тайка закатила глаза и медленно осела на руки подбежавшему Яромиру.

Тайка пришла в себя от того, что кто-то лизал ее руку шершавым, как терка, языком. Она открыла глаза, и Пушок (конечно, это был он, кто же еще?) прыгнул ей на грудь, обеспокоенно хлопая желтыми глазищами, и ткнулся усами в лицо:

— Тая, как ты себя чувствуешь?

— Ой, щекотно, — она чихнула. — Спасибо, Пушочек, мне уже лучше. Только голова немного кружится.

Тайка огляделась и поняла, что лежит на кровати в комнате Радмилы. За окном уже светало и, кажется, накрапывал мелкий дождь. К стеклу прилипло несколько по-осеннему желтых листьев. Эх, жаль, лето почти закончилось…

— Ты только не пытайся встать, — коловерша каким-то чудом угадал, что именно это она и собиралась сделать. — Яромир сказал, тебе лежать надо.

— Много он понимает, — Тайка фыркнула, но подчинилась.

По правде говоря, чувствовала она себя неважно. Ее познабливало, виски ныли тупой болью, а в горле пересохло, как в пустыне. Она закашлялась, и Пушок, ткнувшись мокрым носом в ее ладонь, заботливо предложил:

— Может, водички?

Кипяченая вода стояла на тумбочке. Тайка дотянулась до стакана, жадно осушила его до дна (руки тряслись, и стекло стучало о зубы), а потом со стоном опустилась на подушки, натянув одеяло до ушей.

Пушок перепорхнул на тумбочку и лапой отодвинул опустевший стакан подальше от края.

— Яромир сказал, что после того, как колдовство отпустит, всегда пить хочется. И трясти тоже будет, но скоро все пройдет. Ты еще и не спала толком в последние дни. Так что давай, закрывай глаза, а я посижу с тобой рядышком. Посторожу.

— Но мне не хочется спать! — Тайка мотнула головой и сразу же поняла, что зря: комната закружилась сильнее, чем прежде. Ох, ну и карусель!

— Ишь, не хочется ей, — коловерша встопорщил коричневато-рыжие перья. — Тая, есть такое слово: «надо». Ну кому будет лучше, если ты такая вареная к людям выйдешь? Не бережешь себя совсем, пф!

Тайка виновато улыбнулась: как ни крути, а в словах Пушка была немалая доля истины.

— Кстати, спасибо тебе. Если бы не ты, я бы, наверное, отпустила Кощеевича. Как ты там вообще оказался?

— Ну, я слетал, куда просили, и как раз возвращался назад. Смотрю, слуховое окно открыто и в погребе свет горит, а в остальном доме темно. Ну я и подумал, что все уже спят, наверное. И решил, что лучше пока с вами Лютогора посторожу. Залетаю — а там такое творится! Жуть! Ну, и бросился тебя в чувство приводить. Извини, что укусил.

— Все правильно сделал, — улыбнулась Тайка. — Ты мой герой!

Пушок тут же задрал нос:

— Да, я такой!

— А чем все закончилось? Кощеевич же не сбежал?

— Еще чего! — хохотнул коловерша. — Джулька на него как напрыгнула, он аж побелел. Хоть я и ненавижу песье племя, а смотри ж, бывает и от них польза. Оказалось, Лютогор овчарку волшебной собакой считает, пострашнее любого симаргла, — вот и струсил. А пока пытался слова заклятия вспомнить, тут и остальные подоспели. В общем, спеленали его как миленького и оглушили твоим мечом. Тот, кстати, снова в ложку превратился, как только ты его выронила.

— Это не мой меч, а Радмилы, — Тайка тяжело вздохнула; Кладенец ей очень нравился, но, по правде говоря, такое оружие должно было принадлежать настоящей воительнице, а не сопливой девчонке, которая даже бессмертного противника побоялась ударить.

— По-моему, он так не думает, — ухмыльнулся Пушок. — Радмила к Кладенцу даже прикоснуться не может.

— А она опять пыталась?

— Ага. Яромиру дается, а ей — ни в какую. Она уж и ругалась, и плакала, и уговаривала… но ладно, не нашего это ума дело. Главное теперь — Лютогора до заката не упустить, а там уже дивьи за ним придут. Они записку прислали. На бересте.

— И ты сумел прочитать?

— Не, я по-дивьему не умею. Я хоть и родился по ту сторону вязового дупла, но большую часть жизни провел здесь, в Дивнозёрье. Яромир прочитал. Он сам теперь внизу сидит, никому не доверяет стеречь Кощеевича.

— Ясненько, — хотя Тайку никто и не упрекал, она все равно чувствовала себя виноватой: чуть не упустила пленника — была готова развязать, проводить и еще и ручкой вслед помахать. И ведь знала же, насколько тот коварен и какой чудовищной силой обладают его слова, а все равно уши развесила, эх…

Пушок пристально всматривался в ее лицо, словно опасался: не заревет ли? Тайка сдержала слезы, но все же ей было на редкость скверно. Обычно в таких случаях говорят, что на душе скребут кошки, — так вот, у нее это были не домашние мурки, а целые бенгальские тигры. Она даже подумала, не лучше ли будет сказаться больной и не провожать Яромира в Дивье царство — тот ведь наверняка не станет сдерживаться и скажет все, что думает о бестолковой ведьме. Впрочем, на этот раз упреки будут заслуженными… Но все же лучше разок выслушать обидные слова, чем потом корить себя за малодушие. И надо еще не забыть рассказать Яромиру о царском кольце, которое может расколдовать ледяные статуи! Ну, и вдруг бабушка придет вместе с дивьими, чтобы повидаться с внучкой? Нет, она должна быть на закате у старого вяза во что бы то ни стало!