Сергей Голицын - За березовыми книгами

– Галя! – негромко позвал Николай Викторович. – Подойди сюда.

Галя вышла из цепочки.

Я уже успел подметить: начальник похода очень любит разговаривать со своими питомцами наедине, по душам.

Николай Викторович и Галя шли в сторонке. Он – высокий, широкоплечий, она – тоненькая, словно травка-овсяница. Остальные девочки с явной завистью поглядывали на свою подругу.

Но на этот раз, пожалуй, завидовать не стоило бы: слышался только приглушенный голос Николая Викторовича. А Галя шла, крепко закусив губу, вцепившись руками в лямки рюкзака. Кажется, она раскаивалась. Впрочем, у кончиков ее губ нет-нет да мелькала неожиданная озорная смешинка.

Какие же тут признания! Просто очередная, самая настоящая проборка. Нечего мне любопытничать! Я ускорил шаг и перегнал даже направляющего, Мишу. Он хихикнул. Я оглянулся. Вот он, быстроглазый, показал свои крепкие белые зубы и кинул выразительный взгляд в сторону Николая Викторовича и Гали.

– За то, что в поезд прыгнула, – не станет. – Миша поправил свой трофей – бараний рог, накрепко привязанный к верху рюкзака, покосился на меня и доверительно шепнул: – Знаю: за манную кашу.

Николай Викторович все читал Гале нравоучения, а Галя все вздыхала. Мы по-прежнему шли молча, невольно стараясь прислушаться к убеждающему шепоту начальника похода.

Возле старой мельницы выбрали место для большого обеденного привала.

Только мы скинули рюкзаки, как Николай Викторович неожиданно объявил, что с этого часа он в отпуску, он отдыхает и приказывать больше не станет, если только не произойдет какого-нибудь исключительного безобразия. Есть же штаб и командир отряда Гриша.

Гриша, услышав такую неожиданную, приятную для себя новость, тут же подтянул шаровары, вздернул чубчик и завертелся вокруг Танечки. Кажется, он не совсем был равнодушен к черным Таниным глазам… А еда? Едой пусть занимается Вова – он сегодня дежурный.

Солнце клонилось к закату. И опять Вася заспорил с Мишей. И опять мальчики уступили девочкам.

Решили искать ночлег в помещении.

Через час мы уже шагали по деревенской улице. Мальчишки сбегались со всех сторон, даже взрослые выходили на крылечки.

Мы узнали: в деревне есть клуб, где можно переночевать, и есть колхозный бригадир, у которого хранится ключ от клуба. Сейчас бригадир в поле; когда вернется, неизвестно.

Мы направились к этому самому клубу. Каждый наш мальчик и каждая наша девочка двигались в кольце ребятишек. Степенно и деловито отвечали мы на тысячи вопросов: «Откуда?», «Куда?», да «Как?», да «Почему?», да «В каком классе учишься?». На вопрос: «За чем мы идем?» – наши изыскатели делали большие глаза и загадочным шепотом говорили: «За березовыми книгами». Десятилетние ребятишки удивленно раскрывали рты, и Лариса Примерная со своим всегдашним апломбом на ходу разъясняла, откуда взялись березовые книги и почему их так важно найти.

Навстречу нам, поднимая пыль, двигалось колхозное стадо – коровы, овцы. Вдруг за избами застрекотала настоящая пулеметная очередь, и откуда-то с бокового прогона вылетел на деревенскую улицу мотоциклист самого воинственного вида: в темных очках, в кожаном шлеме. Мотоцикл так оглушительно трещал, так неистово пылил и дымил, что темно-серая завеса заволокла избы и палисадники. Коровы, овцы, куры шарахнулись в стороны, собаки с лаем кинулись в атаку.

Мотоциклист лихо подкатил к нам, лихо остановился, сорвал шлем и очки, спрыгнул со своего стального коня.

Это и был колхозный бригадир, веселый, несколько смущенный, докрасна загорелый парень. Его старая военная гимнастерка, брюки, сапоги, его лицо, кудрявые, цвета пшеницы волосы были напудрены дорожной пылью. Светлые глаза его устало щурились из-под запыленных ресниц. Видно, с самого рассвета он накатал немало километров и за свой большой, беспокойный рабочий день вряд ли успел съесть краюшку хлеба.

– Николай Иванович, куда переходить моему звену? приставала к бригадиру пожилая худощавая колхозница.

– Николай Иванович, а мы уже все скосили, – теребила другая.

– Николай Иванович, завтра нам две подводы, – дергала бригадира за рукав третья.

– Погодите, вот устрою сперва путешественников, тогда и вами займусь.

– Верно, заморились с дороги? – спросил он нас, когда мы шли по деревенской улице.

Новенький клуб, сверкающий янтарными бревнами стен, помещался на дальнем конце деревни. Бригадир подошел к голубой, только что выкрашенной двери, вынул ключ из щелки в косяке, обернулся и с хитринкой посмотрел на меня.

Разумеется, вся деревня знала это хранилище, но я понял: без хозяина никто не имел права открывать заветную дверь, а хозяином в деревне являлся, конечно, он – колхозный бригадир.

В зрительном зале стояли длинные лавки, дальше, в полутьме, возвышалась небольшая сцена с двумя фанерными комнатками – кулисами.

Бригадир попрощался с нами и ушел, за ним разошлись все деревенские. Мы остались одни. Дежурные отправились за огороды разводить костер.

Две маленькие, очень смущенные и очень серьезные деревенские девочки принесли нам по кринке молока.

– Ужин будет во! – и Вова красноречиво поднял большой палец, а потом показал на большую кастрюлю.

Заикаясь и краснея, обе девчурки рассказали, что их послал дедушка не только с молоком: он хочет нам показать очень толстую и тяжелую березовую книгу.

Первой ахнула Галя, потом закричали остальные девочки, на крик сбежались мальчики. Ужин был тотчас же забыт. Мы тут же поспешили за девчурками. Побежали все. Один Вова не покинул своего ответственного поста дежурного повара и продолжал деревянной палкой помешивать суп.

Белобородый и высокий, похожий на древнего колдуна, дед медленно шел нам навстречу с громадной, толщиной с ладонь, книгой под мышкой.

Мы еще не успели приблизиться к деду, как поняли, что девчурки всё напутали. Книга-то была не рукописная, не на бересте, а просто напечатанная на обыкновенной бумаге. Вдобавок она была сильно испорчена: и коричневый кожаный переплет, и уголки всех страниц обгорели.

Но, перелистав книгу, мы убедились, что она была, пожалуй, тоже ценная. Вот что мы прочли на обложке:

На первой странице стоял треугольный штамп:

В один толстый том был переплетен годовой комплект известного журнала.