Виссарион Сиснев - Записки Виквикского клуба (с иллюстрациями)

— Знаете что, — сказал мистер Стивенс, когда мы уже порядочно поколесили, — мне кажется, вам будет особенно интересно увидеть одно место, которое находится в пригороде, и если вы не против…

Это он всё время вставлял: «если вы не против…», «может быть, вы согласитесь…», «как бы вы посмотрели на то, чтобы…» Впрочем, такие обороты употреблял не он один, англичане вообще часто пользуются ими, и оттого их разговорная речь звучит подчёркнуто вежливо.

Мистер Стивенс привёз вас в какой-то совсем новый, видимо, недавно отстроенный район, где среди привычных коттеджей были и четырёх-пятиэтажные дома-коробки. В центре района находилась просторная площадь, обрамлённая деревьями.

Мистер Стивенс подвёл нас к одному из угловых домов, выходивших на площадь, и молча указал на синюю табличку на его стене. Там белыми буквами значилось: «Площадь имени Сталинграда».

— Ковентри давно породнился со Сталинградом, — сказал наш гид, — у наших двух городов много общего в судьбе.

Позже, в гостинице, я спросил папу, как это города могут породниться. Что они, люди, что ли? И узнал, что после окончания войны с фашистами в странах, которые вместе сражались против них, жители многих городов завязали дружбу с жителями городов другой страны. Они ездят в гости друг к другу, переписываются, и вот — называют свои площади именем города-побратима. Ливерпуль дружит с Одессой, Манчестер — с Ленинградом, Ковентри — с Волгоградом, который прежде назывался Сталинградом.

Под конец осмотра папа спросил у мистера Стивенса, остались ли в городе следы фашистских бомбардировок, потому что мы их нигде не заметили.

— Эти тридцать лет мы не сидели сложа руки, — сказал мистер Стивенс, — да мы и не могли себе этого позволить, иначе нам пришлось бы жить в палатках. Ковентри был разрушен практически целиком, из 75 тысяч домов больше 50 тысяч превратились в груду кирпичей, остальные в той или иной мере получили повреждения. Понадобилось много лет, но все руины мы ликвидировали. Все, кроме одних, которые я сознательно оставил на последний этап осмотра. Если у вас нет возражений, я бы предложил туда сейчас и отправиться.

На город уже опустился зимний вечер, улицы осветились фонарями и витринами магазинов. Прибыв на место, мы поняли, почему мистер Стивенс хотел, чтобы мы попали туда лишь с наступлением темноты.

Посреди площади в подсветке прожекторов вонзались в беззвёздное небо два силуэта — светло-серая большая церковь, поблёскивающая стрельчатыми окнами-витражами, и уступчатый чёрный, видимо, обгорелый остов какого-то здания.

— Наш новый собор и развалины старого, разбитого бомбами, — сказал мистер Стивенс тихо. — Мы решили сохранить эти руины навсегда как напоминание будущим поколениям о том, что несёт война.

Он подумал и добавил:

— Если вам уже это известно, приношу извинения. Но если нет, мне кажется, будет интересно узнать: во время войны нацистская пропаганда придумала новый английский глагол «ковентрировать». Что он означает, я думаю, вам понятно. Изобретение немецкое, но сейчас этот глагол есть в любом английском словаре.

Вернувшись в Лондон, я первым делом полез в словарь. Глагол «ковентрировать» в нём нашёлся. Перевод был исчерпывающе точен: «подвергать разрушительной бомбардировке с воздуха». Я лично могу по этому поводу сказать только одно: лучше бы ни в каком языке больше не появлялись такие вот новые глаголы.

Как быстро растаяла лондонская зима! Правда, и таять-то особенно нечему было: каких-нибудь две недели полежал на газонах и по обочинам тротуаров сероватый снежок — в конце декабря и начале января, — и вот уже улицы опять выглядят обычно. Холодно, но не как у нас зимой, а как осенью. И дожди так же идут по многу дней подряд — мелкие-мелкие, называющиеся «дризл». В такое время небо и земля кажутся одинаково серыми, и все вокруг тоже серое, унылое, не хочется носа на улицу показывать.

Бывало и так, что не моросит, а вдруг «задождит кошками и собаками», как выражаются англичане про дождь, который у нас называют «как из ведра». Это то, что называется «идиоматическое выражение». А то вдруг разбегутся тяжёлые тучи, проглянет солнце, и станет в январе так тепло — прямо лето, да и все. Впечатление лета особенно усиливается тем, что в Лондоне чуть ли не вся растительность — вечнозелёная. Трава хоть и не такая сочная и яркая, как в летние месяцы, но тоже зелёная.

К Международному женскому дню такая вот почти летняя погода установилась прочно, лишь иногда перемежалась «дризлом» без похолодания. На уроках труда мы к Восьмому марта изготовили подарки своим мамам — кто что сумел. Я выжег на дощечке и раскрасил масляными красками наш дом на Холланд-парк, а на обратной стороне выжег дарственную надпись. И когда папа, как всегда накануне этого праздника, спросил «Ну-с, что мы преподнесём маме на сей раз?», я гордо ответил, что у меня уже подарок приготовлен. «Вот как!» — удивился папа и почему-то внимательно поглядел на меня, прищурившись. Но больше ничего не сказал.

Это был мой первый самостоятельный подарок маме. Впервые в жизни я понял, как это приятно — дарить.

Вместе с первыми числами апреля пришло настоящее тепло, которое, подержавшись дней десять, ни с того ни с сего сменилось ужасным холодом — пришлось опять натягивать тёплую куртку и перчатки.

— Гольфстрим фокусничает, — заметил папа однажды утром, поёживаясь рядом со мной на крыльце нашего дома.

Он имел в виду тёплое течение Гольфстрим, которое проходит вблизи западного побережья Англии и благодаря которому там такой мягкий климат. Мягкий, но неровный, потому что, борясь с массами ледяного арктического воздуха, Гольфстрим иногда оказывается побеждённым. И тогда апрельское тепло уступает место октябрьской промозглости.

Холода простояли недолго, к Ленинским дням солнышко успело хорошо прогреть Лондон. Этот день рождения Владимира Ильича запомнился мне на всю жизнь. О нём я сейчас и хочу рассказать, но сначала нужно сделать небольшое вступление, как это делается в школьном сочинении.

До приезда в Англию я, скажу честно, не знал, что Владимир Ильич Ленин провёл там целых два года и что в Лондоне осталось многое, что напоминает людям о нём.

Установилась традиция, согласно которой все классы нашей лондонской школы по очереди совершают весной поездку на автобусе по ленинским местам. Так что я посетил их дважды — сначала с родителями, а потом с классом. Экскурсия начинается с железнодорожного вокзала «Чаринг-кросс», который вы ходит на Трафальгарскую площадь. С «Чаринг-кросс» Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной Крупской впервые ступил на лондонскую землю.