Romapleroma - Мерцание росы

– Можешь быть свободен, – колокольным гулом отразился его голос от стен.

Я не стал ничего отвечать и впервые в жизни тронул дверь директорского кабинета изнутри. Это было не просто касание – я вышел живым из камеры смертников и, казалось, мог прожечь ладонью этот деревянный массив. Миновав стаю ступеней за три прыжка, походкой победителя я двинулся в класс. Не знаю, что изменилось во мне, но было ощущение свежезалитой крови.

– А, вернулся? Теперь будешь как шелковый, – злорадным тоном встретила меня математичка.

Я, не ответив, прошагал к своему месту.

– Ты как? – голос Стаса звучал так испуганно, будто это его, а не меня отправили под директорский топор.

– Третья парта, разговоры! – заскрипела концентрированная ярость.

– Потом, после уроков, – шепнул я Стасу.

Звонок прозвенел через 5 минут. Оказывается, меня не было больше получаса и как такое было возможно, я не понимал. Мне казалось, диалог с палачом занял не больше мгновения.

– Сильно он тебя помял? Рассказывай! – ребята набежали со всех сторон в надежде получить порцию адреналина от душераздирающей истории пыток.

– Всё нормально, – я демонстративно закатал рукава – следов побоев нет.

Все рассмеялись и в этот момент я понял, что думаю только об одном человеке. О Симе. О том внезапном полумраке, который позволил мне выйти живым из-под топора. Её образ стоял перед глазами тем самым силуэтом на границе наших миров – моим, полным догадок и непонимания и её – недосягаемым миром тайн и красоты. Весь остаток дня я был сам не свой, уроки пронеслись как в тумане. Кое-как досидев до звонка, я медленнее обычного вышел из здания.

– Ну, давай, я заждался уже! – трепал меня за руку Стас – что за история?

Желание поведать о случившемся исчезло. Мне вдруг стало ясно, что некоторым сказкам только лучше от того, что их никому не рассказывают.

– Давай в другой раз, а?

– Ты чего, я целый день ждал!

– Потом.

Он обиженно кивнул и опустил голову, но через мгновение радость вернулась в его глаза:

– Мне сегодня обещали компьютер купить. Придешь поиграть?

Я не стал продолжать разговор и пожал ему руку на прощание. По пути домой я не смотрел по сторонам, а упав на кровать, уставился в потолок. Дома никого не было. Родители приходили всегда к шести, а значит, у меня было еще полдня, чтобы найти ответы. Но с кем я мог посоветоваться? Друзья? Вряд ли. Наградные кубки с соревнований? Медальки и грамоты? Все они надменно молчали. Даже если бы я и нашел с кем поговорить, чтобы я сказал? На меня посмотрела старшеклассница, а потом я победил в неравном бою самого злобного директора школы в городе? Здесь нужен был иной подход. Достав сразу три жвачки со вкусом колы, я начал разбирать портфель. Отвлечь себя домашним заданием не вышло – буквы казались мне бессмыслицей. Меж строк неслись колесницы древних сражений, прекрасные жрицы ждали своих победителей. То ли от жары, то ли от давления тонких пальцев, ручка треснула пополам. Я осторожно положил остатки и подошел к шкафу, чтобы переодеться и пойти погулять, но открыв дверцы, я понял – прогулку придется отложить. Белое кимоно с зеленым поясом отразило солнечный удар. Я захлопнул двери и рванул в другую комнату.

Под телевизором была коллекция кассет с Ван Даммом. Нет, я покупал их не ради крови и техники боя, этого мне хватало и в секции. Моей страстью были короткие моменты медитации и работы с учителем, чего я не смог найти в ашраме по соседству, поэтому спустя три года я и оставил покои восточного мудреца кавказкой наружности и начал искать ответы на все вопросы в киношных мастерах боевых искусств. Хрупкий черный прямоугольник с фрагментами мечты был поглощен пастью электронного монстра. Палец уперся в кнопку перемотки: бежали титры, лица героев, машины и женщины. И вот, как раз в тот самый момент, когда моя рука посинела от напряжения, я нашел искомое – нерушимый мастер бережно вливал в своего ученика наследие востока. Окружающий мир застыл в неподвижности. Внимание следовало за каждым движением жилистых тел, описывая диковинные фигуры в воздухе. Я буквально растворялся в этом танце древнего дракона. Шаг, подсед и перекат, ладони вместе у груди, удар по ребрам палкой! Экранная боль бельгийца заставляла моё тело содрогаться, будто били меня. Я замер в шпагате. Связки кричали от боли, но рот был закрыт и с каждым мгновением я уходил всё глубже в боль и темноту, о которой ничего не знал. Было страшно. Даже страшнее, чем у директора, но я обязан был идти во мрак всё дальше, ведь она указала мне этот путь, и я не имел права отказаться. Глаза бегали под веками, выискивая последний квант света, чтобы хоть как-то уцепиться за реальность, но сумерки делали свое дело. Похоже, даже солнце было на ее стороне. Тело постепенно отпускало контроль, стирая границы реальности, превращая горизонт восприятия в ночь. Я падал. Изнанку живота щекотали бабочки. Звуки фильма остались где-то позади, и я не знал что делать. Возвращаться было некуда – обратной дороги я не знал, идти вперед было самоубийством – чтобы встретить абсолютное зло, у меня не было даже палки. Щелчок и полная тишина окутала меня своей свободой. Я не знал, что это щелкнуло. Возможно, кости приняли естественное положение, возможно, так выключается мозг. В этом пространстве не было никого и ничего кроме моего дыхания, которое с каждым ударом пульса становилось всё тише. Жизнь замерла внутри меня. Пустота. Но я подумал о ней. И вдруг свет ниоткуда. И чем он сильней, тем вернее неизбежное чудо. Я точно знал, что это был её образ. Как блик, как контур изящной молнии он появился из темноты. Она стояла в привычной обстановке центрального холла, в окружении парней и все эти мужские фигуры двигались вокруг некого огонька внутри ее тела. Это было похоже на брачные игры зверей, только теперь я точно знал, что привлекает мужчин. И это не форма тела. Я шёл к ним. Цветные контуры людей плавно перетекали из одного положения в другое, принимая разные позы. Они не видели меня. Я подошёл ближе, чтобы рассмотреть их и как только мой взгляд коснулся этого очага неведомого пламени, сработал механизм дверного замка.

– Ты дома? – прозвучал голос мамы.

Я кое-как встал из шпагата и быстро вытащил кассету, обесточив источник мудрости веков.

– Кушал?

– Не. Не охота.

Мама пошла заниматься своими делами, а я с ангельским видом упал за книги. Я берег её картину мира от преждевременного обрушения, ведь 12-летние люди не занимаются медитацией сидя в шпагате. От букв меня спас звонок. На линии был Тёма:

– Гулять идем?

– Да. Мяч брать?

– Бери.

– Воду возьми сразу! А то опять загонят.

– Возьму.

Зашнуровав китайскую копию крутых кроссовок, я улыбнулся великому игроку на плакате и попросил его благословения. Кто знает, может именно этот обряд помогал мне играть лучше всех не только во дворе, но и в школе. Двор был пуст. Людей в колясках я не воспринимал за объекты реальности – они казались мне частью природы, но не царства людей. Не знаю, возможно, любовь к детям приходит с годами, но если брать опыт львов, убивающих детенышей от предыдущих самцов, мужчина вряд ли способен на абсолютную нежность. Однако дружбу никто не отменял, и я помахал рукой знакомым малышам. Это приводило их в восторг, а от меня не требовало многого, поэтому мы всегда находили общий язык. Экономия усилий придает совершенство всему, ведь вода никогда не бежит в горку. Тёма же бежал справа, по направлению к кольцу.