Romapleroma - Мерцание росы

“Легитимных способов покинуть действительность не существует”.

“Ветер, дующий с плоскогорий запретной страны, можно почувствовать везде.

Он холоден, от него немеют виски.

Он – как свет для миров. Свет, который не греет, почти никогда не освещает путь, но который присутствует и неустраним. Он знак. Росчерк Отцов на своих творениях”.

Основано на реальных событиях мая 199… г.

Мы смотрели на искусно сделанные фотографии лесных обитателей. Аромат тайги от ее волос создавал эффект присутствия внутри снимка. Камин из последних сил пытался прогнать надвигающуюся тьму, но вращение планеты было непреклонно. В комнате нас постепенно становилось четверо – два человека и две стихии. Мужчина и женщина, пламя и ночь. Альбом подходил к концу и внезапно я почуял неладное – ужас объял все мое тело. Казалось, кровь холодеет и более не в силах омывать реками жизни берега смертного существа. Что-то во мне надломилось и это “что-то” был инстинкт самосохранения. Проваливаясь во тьму, я чувствовал, как холод становится теплом, неопаляющим пламенем. Перед моим внутренним взором распускались цветы. Бутоны, полные несбывшейся когда-то весны, ложились ковром новой юности перед моими ногами. Я всегда искал чего-то, что освободит меня от двойственности, от радости и беды. И эта медитация случалась со мной прямо сейчас. Медитация наповал. Темнота проникала в сознание, избавляя от безысходности света. Непознанная доселе, живая и всепрощающая материя заполняла мои вены, а сердце разносило ее по телу. Я знал, что умираю, ведь такой уровень нерецепторного счастья был несовместим с жизнью. Собрав последние осколки воли, я открыл глаза, чтобы в последний раз посмотреть на мир. Всё что я увидел – была ее голова, лежащая на области моего сердца. Смерть – это отдых всех чувств.

– Подъем!

Я подскочил, ошпаренный сладким кошмаром. Проведя рукой по лицу, я не обнаружил щетины. Запах кедра тоже исчез. Зато странная деревянная фигурка птицы по-прежнему восседала в изголовье кровати.

– Опять до ночи читал? Каникулы скоро, а ты всё сидишь за книгами. Завтракать! – мама зашла в комнату и выпустила солнечный свет из-за штор.

Прохладный пол остудил пыл моих снов. До меня дошло, что я всё тот же 12-летний человек и, проснувшись ребенком, я не был счастлив, ведь вся тяжесть судьбы, которой я лишился в объятиях женщины-демона, была по-прежнему со мной. Не было в этом мире силы, способной простить нам содеянное вразрез механики движения небесных сфер.

– Каких сфер? Ты про что? – мама уловила моё бормотание и едва не уронила тарелку с омлетом.

– Да так, по телику вчера передачу смотрел.

– Я опаздываю на работу. Водитель ждёт. Салат порежешь сам. Математику не прогуливай. Понял?

– Салат порежу сам, – промолчал я о математике.

Май. Последний месяц перед вечной зеленью свободы. Свободы для рук, для глаз и головы. Ведь целых три месяца можно не носить портфель с книгами, о которые ломаешь взор и присыпаешь пылью их букв ясность личных мыслей. Снаружи мы были детьми, но внутри – существами тысячу лет бродившими по этому городу, так и не нашедшими выход из руин редкого счастья и стабильного разочарования. Нет, ни в коем случае наша жизнь не была печальной, но ветер влёк нас куда-то за стены этого города, куда-то мы сами не знали куда, но так часто видели во снах. Нас было трое. Трое то ли друга, то ли связанных цепями судьбы незнакомца. Мы играли, гоняли на велосипедах, прогуливали уроки, и всё было бы как у всех, если бы не эти наши сны. Каждый раз, подходя к стенам города, мы выходили за их пределы, но дороги окружавшие мегаполис, вновь возвращали нас к центральной площади. Я знал, что когда-то смогу превзойти эти дороги, выйти за их направления и пойти своим собственным путём. Но я не знал, какую цену мне придется заплатить за этот побег.

Путь в школу лежал через солнечную аллею, полную зеленой листвы щедрых дубов, и каждый раз проходя этот зеленый коридор под звуки беззаботного детского смеха, меня не покидала мысль свернуть направо – в направлении короткого пути. Дорога пролегала через заброшенный кирпичный завод, о котором ходили легенды, мол, без оружия туда лучше не соваться, иначе сам станешь чьей-то добычей. Я услышал пластиковый треск позади – с проезжающей коляски упала игрушка. Подняв ее, я некоторое время смотрел в эти разноцветные шарики, но видел в них совсем иное, нежели воспоминания о детстве. Я видел разрешение покинуть известный путь и совершить предначертанное.

– Возьмите, – догнав женщину, я вернул ей погремушку – у вас упала?

– Ой! Наша!

Я вежливо выслушал благодарности и свернул в сумерки бетонных коридоров. Дома стояли так близко, что было ощущение, будто идешь по подземному переходу, да и вообще атмосфера провинциальных дворов давила на глаза безысходностью, но пути назад не было. Миновав несколько скамеек с мудрецами, так мы называли сидящих на кортах старших пацанов, обычно пребывающих в наркотическом дурмане, я вышел к узкой дорожке, ведущей к тому самому месту.

– И что я здесь делаю? – тенистый запах плесени не стал отвечать на мой вопрос и услужливо пригласил в разлом забора.

Стена раскрошилась от попадания идеологической бомбы. Торчащие копья арматуры собирали на себя куски плоти таких же интересующихся как я. Иногда это была яркая ткань китайских рюкзаков, купленных на последние деньги родителей-инженеров, а иногда и реальные жизни стремящихся к быстрому накоплению капитала.

– Хоть бы не задеть. Не задеть! – я оглянулся на прутья и в этот момент ноги запутались в чем-то мягком.

Споткнувшись о кусок рваной материи, я рухнул на пыльную землю, подняв клубы грязно-желтого тумана. Пролежав несколько секунд, дождавшись пока легкие фракции пепла бытия осядут на мою идеально выглаженную одежду, я поднялся, чтобы посмотреть в глаза своему авиа диспетчеру. Им оказался красный флаг со знаменем минувшего строя. В нескольких метрах от меня был тот самый угол, за которым можно было не прятать темную суть своей души и отдаться во власть симфоний ада. Ржавые трубы теплоцентрали в разорванном утеплителе было первым, что встретил мой взор. Нет, меня не смутили ни использованные медицинские принадлежности, ни полыхающее в железной бочке пламя, ни все прочие атрибуты места падших. Свобода дыхания, которую я обрел в этом филиале преисподней была не похожа ни на что. Я будто снова очутился в утробе, где не нужно было играть чьи- то роли. Место, где никто не скажет тебе, что ты не прав. То самое бытие, о котором мечтает плоть. Полнейшая анархия, спонтанность и безнаказанность. Движение в никуда и во все стороны сразу.