Владислав Крапивин - Мальчишки, мои товарищи (сборник)

Сегодня Витальке не до этого. А завтра он обязательно прыгнет.

Перед самым отбоем кто-то из ребят крикнул в окно палаты:

– Витька, к тебе приехали!

Виталька бросился к дверям.

За воротами, у знакомой «победы» стоял отец. Был там и Володя, и еще какой-то человек, высокий, в соломенной шляпе. Но Виталька не обратил на них внимания.

Его подхватили сильные руки.

– Ну что ты, Витек, – говорил папа. – Ты же будущий штурман. Помнишь? «И слезу из глаз не выдавит ни беда, ни черный ветер…»

– Штурман… А если тебя целый день нет и нет, причем здесь песня? – прошептал Виталька.

Оказалось, что отец сегодня работал, а выходной взял на понедельник. Этого требовал какой-то неумолимый «график».

– И мама приехать не могла. Галка-то сегодня не в яслях, – сказал папа.

– Я понимаю, – вздохнул Виталька.

Через минуту забылись все горести. Папа, Володя и их знакомый инженер Борис Иванович приехали не просто так, а на рыбалку. И Витальку решили прихватить. Оказывается, уже договорились с начальником лагеря. Он отпустил Витальку на ночь и на завтра до ужина.

– Ура! – завопил Виталька и нырнул в кабину. – Едем!

– Ты бы оделся, – посоветовал отец. – Смотри, простынешь. И комары заедят.

Но Виталька умоляющим голосом сказал:

– Поедем скорей. Комаров почти нет, а ночь теплая. Мы завернемся в твой плащ.

У реки они разделились на две группы. Володя и Борис Иванович ушли за поворот, на другую сторону мыса, заросшего высоким кустарником.

Вместе с отцом Виталька собирал дрова и разжигал костер. Отец насвистывал песенку, которую когда-то они сочинили вдвоем. И Виталька про себя повторял её очень хорошие слова:

– Ты какой-то очень веселый, папка, – заметил Виталька. – Почему?

– Не поверишь, если скажу.

– Отпуск дают? – догадался Виталька.

– Угу, – кивнул отец. – Будет отпуск. Помнишь уговор?

Еще бы не помнить! Вдвоем они допели свою песню, да так, что все рыбы, наверно, расплылись из этих мест:

– Ну, пусть не на лодке, а до моря доберемся, – пообещал папа, – жить там будем самостоятельно. Не боишься?

Виталька сказал, что самостоятельная жизнь в миллион раз лучше всяких курортов.

– Я тоже так думаю, – согласился папа. – А поэтому шпарь к Володе. Я там котелок забыл в машине. Беги через кусты, по тропинке.

Виталька совсем не ожидал сегодня новых неприятностей. А тут на тебе!

Было уже темно. Только на северо-западе светлело небо. Там над дальним берегом остывала зорька. Кругом угрожающе темнели высокие кусты. Виталька понимал, конечно, что ничего страшного там нет. Но хоть и понимал, а всё равно боялся. В темноте всегда лезет в голову всякая ерунда: а вдруг что-нибудь лохматое и непонятное зашевелится в кустах, заблестит зелеными глазами. А потом оно протянет полосатую лапу…

– Лучше я берегом схожу, – упавших голосом проговорил Виталька.

– По тропинке ближе, – возразил отец. – Срежешь поворот. Здесь всего шагов двести.

– Это твоих двести, – вздохнул Виталька. – А моих? Наверно, четыреста будет.

Но дальше спорить он не решился.

Сделав три шага Виталька оглянулся.

– Ну, что же ты? – удивился папа. – Не понял дорогу? Иди всё прямо.

– Понял… – сказал Виталька.

Папа вдруг усмехнулся:

– Ну и недогадливый я. Конечно, ведь темно уже. Ладно, раз боишься, я схожу.

Виталька секунду назад сам хотел сказать, что ему страшно. Ну и что? Он ещё не взрослый. Это большие не боятся ночных дорог. Но тут словно язык его потянули не в ту строну. И Виталька пробормотал:

– Конечно, темно… У меня ноги голые, а там разные сучки да колючки.

– Ну, понятно, – рассмеялся папа. – А я думал, тесноты испугался мой морячок. Надевай тогда эти скороходы. В них никакие колючки до тебя не доберутся.

Он сел на траву и принялся стягивать тяжелый кирзовый сапог. Виталька сразу представил, как трудно шагать в большущих «скороходах» среди темного кустарника. А если оно засветит в черных листьях свои глаза и вытянет мохнатую руку? Разве убежишь в таких сапожищах?

– Я в них утону, – уныло сказал Виталька. – Лучше уж так… Ну, я пошел.

И Виталька шагнул на тропинку.

Вверху было темно-синее небо и неяркие звезды. А кругом обступила темнота. В ней жили черные лохматые кусты-звери. Они угрожающе шептались. Подбирались вплотную. Хватали ветками за плечи, цеплялись за ноги. Большие листья, как чьи-то холодные ладони касались лица…

Виталька шел медленно. Он не смотрел по сторонам и считал шаги. Он боялся идти быстрее, чтобы не нарушить покой того страшного, кто мог бы скрываться во мраке.

– Ведь нет же никого, – еле слышно шептал он. – Нет никого кругом. Кого бояться? Сто семнадцать… Сто двадцать… Сто двадцать три…

Но страх не проходил. Виталька чувствовал, что всё в нем напряглось. Будто сотни струнок натянули до отказа. Только сердце то свободно бухало, словно болталось в железной бочке, то настороженно замирало. Если бы сейчас громко хрустнула ветка, или кто-нибудь вышел на тропинку, Виталька рванулся бы, куда глаза глядят, не думая и ничего не помня от страха.

После двухсот семидесяти шагов он миновал полянку. Здесь было посветлей, но от этого ещё страшнее стало снова углубляться в кустарник.

На триста двадцать седьмом шагу Виталька заметил среди веток слабый огонек.

Больше он шагов не считал. Он пролетел оставшийся путь сквозь хлещущие кусты за несколько секунд. И выскочил на берег.

Володя и Борис Иванович сидели у костра. Они разом уставились на растрепанного мальчишку. Борис Иванович охнул и покачал головой:

– Силён! Я думал, кабан через чащу прет.

– Разве они здесь есть? – дрогнувшим голосом спросил Виталька.

– Ну что ты, – сказал Володя. – Никого здесь нет. Тебе котелок? Сейчас…

Обратная дорога не так пугала Витальку. Он даже забарабанил один раз по котелку в такт словам, которые вспомнились назло страху:

Чёрные кусты решили, наверно, отомстить мальчишке за дерзость. Когда Виталька перешел знакомую полянку, он осмелел так, что решил оглядеться. И тут его будто ударило током!

Низко у земли из кустов смотрели два тусклых белесых глаза.

В первую секунду Виталька не мог двинуться. А потом почувствовал, что если побежит, оно обязательно помчится следом.

Боком Виталька начал отступать к кустам. Глаза не двигались. Не шевелились, не моргали, но и не гасли.