Сергей Москвич - Шишкин и Пушкин

«Повторяю вопрос!» – прокаркала страусиха.

В Генкиной голове судорожно метались обрывки знаний, но ответ не складывался. Во Франции жили Фантомас и мушкетеры, там в замке томилась нержавеющая Железная Маска и Анжелика соблазняла шоколадом короля. Ну откуда во Франции могут быть полезные ископаемые?!

«А вот Самсонов… Ведь твой отец был во Франции? Вот Самсонов нам скажет правильный ответ!» – учительница победоносно прошагала к доске.

Сережу Самсонова мы не любили. Он хотел казаться своим и качал мускулы гантелей. А когда он знакомился, то говорил: «Сергей, кличка Самсон». Но его папа был директором базы, и у него все было. К тому же он был отличником и чистюлей и вообще – ходил в музыкальную школу. Так что мы его называли Самсонькой.

Самсонька вышел к доске и обстоятельно рассказал про коксующиеся где-то на юге Франции угли, про нефть и залежи фосфатов и даже про Лотарингский бассейн, в котором вместо воды почему-то была железная руда. Ну что с него взять. Отличник – он и есть отличник.

Хотя после уроков мы все же напросились к нему смотреть на ананас. Самсонька был счастлив и болтал с нами как равный с равными. А мы ему и не мешали. Все-таки такое событие – ананас в нашем городишке не каждый день бывает. На Новый год нам обычно вручали по мандарину в блестящей фольге да иногда в гастроном привозили яблоки с Большой земли. Вот и вся экзотика.

И ананас не подкачал. Он был похож на громадную кедровую шишку, а на голове у него пучком торчали листья, похожие на листки лечебного алоэ, которое росло на окне у технички Фаины. Пах он заморским одеколоном и Францией, и в мозгу у Генки возникло таинственное и красивое слово – помпиду. Что это такое, он не знал, я тоже, но оно очень подходило к ананасу. Мы уважительно трогали колючие бока тропического плода и втягивали носами волшебный аромат.

Самсонька пытался развлечь нас игрой на пианино и какими-то заморскими диковинами, и все мальчики нашего класса вежливо ходили по пушистым коврам, трогали пальцем дорогой музыкальный инструмент и смотрели друг на друга через хрустальные вазы. Только Шишкин сидел на кухне около ананаса и взглядом пытался проникнуть внутрь. Они даже разговаривали. Наконец пришло время говорить «до свиданья», но Генка попрощался только с ананасом. Мы вышли на мороз и разошлись по домам.

На следующий день первым уроком была литература, и Альбина, наша литераторша, задала тему «Мое любимое произведение». Каждый должен был рассказать о своей любимой книжке, то есть перечислить главных героев и вкратце изложить сюжет. Мы по очереди вставали и рассказывали. Я про Шерлока Холмса, Малютина про Жанну д’Арк, кто-то еще про пиратов и Отечественную войну. Самсонов, как всегда, чтобы выпендриться, сказал, что ему нравится Стендаль. И вот наконец настал черед Генки Шишкина.

«Ну, а теперь Шишкин. Какая твоя любимая книжка?» – Альбина ласково посмотрела на Генку.

«Три мушкетера!» – выпалил Генка и вскочил, вытянувшись, как выстрел из ружья.

«Молодец Шишкин! Только крышкой так хлопать не надо. А кто автор?» Учительница аж расцвела. Можно же и Шишкину когда-нибудь поставить пятерку!

«Александр Дюма!» – гаркнул Генка, стоя, как мушкетер на параде.

«Отлично, Шишкин! А теперь перечисли главных героев романа». Альбина цвела, как майское дерево.

Теперь уже весь класс затаился, понимая, что ожидается историческое событие – первая пятерка Генки Шишкина за всю учебу в школе! И Генка, на секунду превратившись в капитана Де Тревиля, выпучив глаза, по-военному отчеканил.

«Атос! Портос! Арамис! И Ананас!»

Ну, вы сами все понимаете…

Нас каждую осень пугали перегонщиками. Обычно моя мама, всегда веселая и ласковая, в этот день приходила с озабоченным лицом. Перегонщики сбежали! Она хмурила брови и тревожно вглядывалась через окно в соседский забор. Там у забора в будке лениво чесалась собака Пальма, но перегонщиков там не было. Тем не менее всю детвору нашего полярного городка рано загоняли домой и заставляли делать уроки. Наверное, в дни побега успеваемость в нашей школе поднималась в разы.

Перегонщиками называли заключенных, которые гнали плоты по Большой Реке: тяжелые и черные связки бревен с игрушечными домиками в конце и посередине. Нам они казались страшными лохматыми дядьками с острыми ножиками в оскаленных зубах. В руках у них был большой кнут, которым они перегоняли непослушных детей из угла в угол.

Но потом всё успокаивалось – толи их ловили, толи они сами убегали куда-то на Большую землю, нам это было не важно. Главное, что опять можно было играть в войнушку, мушкетеров, пиратов или в футбол.

Затем наступала зима, а вместе с ней и полярная ночь. Легким сумраком, часа на два в полдень, солнце давало знать, что еще не умерло окончательно, а после этого опять наступала темнота. А потом был Новый Год и во всех домах ставили елки.

В этот раз Генку Шишкина послали за елкой одного. Он взял острый топорик, пару бутербродов с оленьей колбасой, надел лыжи и отправился на юг к реке Шаманке, где в низинах по берегам рос приличной высоты ельник. Для пацана из шестого класса смотаться на лыжах – час туда, час обратно – не расстояние. Даже в охотку. Генка бежал легко, скользя по плотному заветренному насту, иногда сбавляя скорость в ложбинках, где намело свежего снега. Вот и Шаманка. Речка кривлялась упругими извивами между холмов, и здесь тундра закончилась. Сразу стало идти тяжелее, наста уже не было, и Генке пришлось потрудиться, чтобы найти елку, какую хотелось: высокую и пушистую.

Вокруг стояла звенящая тишина и стало почти светло. Полдень. Где-то недалеко вспорхнули куропатки, и вдруг Генка почувствовал запах дыма. Легкий, как пушок, аромат коснулся его носа и исчез. Значит, он здесь не один. Вот интересно! Генка скользнул на лыжах по линии ветерка, и снова воздух пахну́л костром. Минут через пять он обнаружил источник. Из-под наклоненной елки, прямо на береговом откосе, который завалило снегом, вился гнутый, чуть заметный дымок. Генка съехал вниз и у подножья нашел замаскированный снежными кирпичами вход. Вот это да!

«Наверное, Робинзон», – сказал Генка.

Ну не медведь же будет костер разводить! Его не смущало, что полярный берег речки Шаманки и необитаемый тропический остров далеко не одно и тоже.

«Я буду ему Пятницей, – подумал Генка и толкнул кирпичи. – Или наоборот».

Снежные прямоугольники обвалились внутрь, и из дыры полыхнуло светом. В центре довольно большой пещеры, сверкающей обледенелыми стенами, горел крохотный костерок. Сбоку в нише, уложенной еловым лапником [8] Лапник – части еловых ветвей нижней части кроны, которые срезаются посередине ветки. , сидел закутанный в песцовые [9] Песец – северный пушной зверек отряда псовых. Бывают два вида – белые и голубые. меха человек и, грустно моргая, смотрел на Генку.