Роберт Льюис Стивенсон - 7 лучших историй для мальчиков

– Красивое у вас судно, сэр! – сказал он.

– Хорошее судно, это главное, – ответил Гленарван.

– А каков его тоннаж?

– Двести десять тонн.

– Кажется, я не очень ошибусь, если скажу, что «Дункан», идя полным ходом, легко делает пятнадцать узлов.

– Прибавьте еще два, – отозвался Джон Манглс, – и вы не ошибетесь.

– Семнадцать! – воскликнул боцман. – Так, значит, ни одно военное судно – я имею здесь в виду наилучшие – не в силах угнаться за ним?

– Ни одно! – заявил капитан. – «Дункан» – настоящая гоночная яхта, и он не даст обогнать себя.

– Даже под парусами?

– Даже под парусами.

– Ну, тогда вы, сэр, и вы, капитан, примите поздравления моряка, знающего цену хорошему судну.

– Рад слышать это, Айртон, – ответил Гленарван. – Оставайтесь на нашем судне, и если вы захотите, оно станет и вашим.

– Подумаю об этом, сэр, – просто ответил боцман.

Появившийся в эту минуту мистер Олбинет доложил, что обед подан. Гленарван со своими гостями направился в кают-компанию.

– Этот Айртон – умный малый, – заметил Паганель, обращаясь к майору.

– Слишком умный, – тихо отозвался Мак-Наббс.

Майору, без всяких, надо сказать, оснований, не нравилось лицо боцмана и его манера держать себя.

Во время обеда Айртон, прекрасно знавший Австралийский материк, рассказал о нем много интересных подробностей. Между прочим, он спросил Гленарвана, сколько матросов берет он с собой в экспедицию. Услыхав, что только двоих – Мюльреди и Вильсона, – он, видимо, оыл удивлен и стал советовать Гленарвану сформировать для этой цели целый отряд из лучших матросов «Дункана». Он даже настаивал на этом, что, кстати сказать, должно было уничтожить последние подозрения у майора.

– Но ведь наше путешествие в Южную Австралию не представляет никакой опасности? – проговорил Гленарван.

– Никакой, – поспешил подтвердить Айртон.

– Ну, тогда надо оставить на судне как можно больше народа. Чтобы вести «Дункан» под парусами в Мельбурн, чтобы ремонтировать его, нужны будут люди. Чрезвычайно важно, чтобы яхта могла без опоздания прибыть в то место, которое будет ей назначено. Поэтому не будем сокращать его команду.

Айртон, по-видимому, понял соображения Гленарвана и больше не настаивал.

Наступил вечер, и ирландцы распрощались с шотландцами. Айртон и семья Падди О'Мура вернулись на ферму. Лошади и колымага с быками должны были быть готовы к следующему дню. Отъезд был назначен на восемь часов утра.

Элен Гленарван и Мэри Грант занялись последними приготовлениями. Сборы были недолгие, а главное, менее кропотливые, чем сборы Жака Паганеля. Ученый до поздней ночи развинчивал стекла своей подзорной трубы, вытирал их, затем снова свинчивал. Поэтому утро застало его спящим. Майор зычным голосом разбудил его.

Джон Манглс уже отправил багаж на ферму. Шлюпка ждала путешественников; они не замедлили занять в ней места. Молодой капитан отдавал последние распоряжения Тому Остину. Он особенно настаивал на том, чтобы его помощник ждал приказаний Гленарвана в Мельбурне и, каковы бы они ни были, выполнил их самым точным образом.

Старый моряк заверил Джона Манглса, что тот может на него положиться. Затем от имени всей команды Том Остин пожелал Гленарвану полнейшего успеха в его экспедиции. Шлюпка отвалила от трапа под громовое «ура» команды.

Через десять минут она пристала к берегу, а еще через четверть часа наши путешественники были уже на ирландской ферме.

Здесь все было готово. Элен пришла в восторг от своего помещения. Особенно понравилась ей огромная колымага своей массивностью и первобытными колесами. Шесть впряженных попарно быков своим патриархальным видом очень подходили к колымаге. Айртон, держа в руках заостренную длинную палку, ждал приказаний своего нового хозяина.

– Черт возьми, – воскликнул Паганель, – какая чудесная повозка! Ни одна почтовая карета в мире не сравнится с ней. Я не знаю лучшего способа бродить по свету! Дом, который трогается с места, движется, останавливается, когда вам только заблагорассудится, – чего можно пожелать лучшего? Это некогда поняли сарматы и иначе не путешествовали.

– Господин Паганель, – обратилась к нему Элен, – надеюсь, что я буду иметь удовольствие видеть вас в моем салоне?

– Конечно, миссис! Почту за честь. Какой ваш приемный день?

– Я буду дома для своих друзей ежедневно, – смеясь, ответила Элен, – а вы…

– …самый преданный из них, миссис, – галантно ответил Паганель.

Этот обмен любезностями был прерван появлением семи уже оседланных и взнузданных лошадей. Их привел один из сыновей Падди О'Мура. Гленарван уплатил ирандцу-фермеру за все, что было приобретено у него, и горячо поблагодарил его, а это для честного колониста было не менее ценно, чем полученные золотые гинеи.

Был дан сигнал к отъезду. Элен и Мэри заняли места в своем купе, Айртон – на козлах, а мистер Олбинет – в задней части колымаги. Гленарван, майор, Паганель, Роберт, Джон Мангле, оба матроса сели верхом на лошадей. Все они были вооружены карабинами и револьверами.

Айртон издал особый, принятый у австралийских погонщиков возглас и кольнул длинной остроконечной палкой своих быков.

Колымага тронулась, доски ее затрещали, оси в ступицах колес заскрипели, и вскоре гостеприимная ферма славного ирландца скрылась за поворотом дороги.

Было 23 декабря 1864 года. Декабрь, такой унылый и хмурый в Северном полушарии, должен был бы называться июнем на Австралийском материке. Ведь с астрономической точки зрения, здесь два дня назад наступило лето: начиная с 21-го время пребывания солнца над горизонтом ежедневно сокращалось на несколько минут. Таким образом, это новое путешествие Гленарвана должно было совершиться в самое жаркое время года, под почти тропическими лучами солнца.

Совокупность английских владений в этой части Тихого океана носит название Австралазии. Сюда входят Новая Голландия, Тасмания, Новая Зеландия и несколько соседних островов. Самый же Австралийский материк делится на несколько обширных колоний-провинций, очень отличающихся друг от друга как по величине, так и по своим природным богатствам. При взгляде на современную карту Австралии бросается в глаза прямолинейность границ австралийских провинций, – очевидно, англичане проводили их, нисколько не сообразуясь ни с горными склонами, ни с течением рек, ни с различием климата, ни с разноплеменностью населения. Эти колонии-провинции представляют собой примыкающие друг к другу прямоугольники, напоминающие мозаику. Во всех этих прямых линиях и прямых углах чувствуется не столько рука географа, сколько рука геометра. Только берега с их разнообразными изгибами, бухтами, мысами, заливами протестуют своей очаровательной неправильностью от имени природы против этой прямолинейности.