Диана Джонс - Волшебные одежды

А пока мы рассматривали друг дружку, тетя продолжала кричать.

— Я не желаю иметь с вами ничего общего! Я от вас отрекаюсь! Вы мне не родня!

— Тетя Зара, — рассудительно сказала Робин, — но наш папа — ваш брат.

— Я и его ненавижу! — завопила тетя. — Это он вас родил! Я не желаю, чтобы все в Шеллинге говорили, что это я виновата! Убирайтесь прочь от моего дома!

Робин сперва покраснела, потом побледнела, потом вздернула голову.

— Пойдем отсюда, Танакви, — сказала она. — Мы возвращаемся домой.

И она зашагала домой, да так, что мне пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отставать от нее. Я думала, что она плачет, но Робин не плакала. И никогда больше не говорила про тетю Зару. Я говорила, но совсем чуть-чуть — когда Хэрн спросил меня, что стряслось. А он обозвал тетю Зару эгоистичной старой ведьмой.

Тетя Зара выздоровела, но никогда к нам не заходила. Ну, и мы к ней не ходили.

Зима выдалась долгая. Весеннее половодье запоздывало. Мы просто дождаться не могли, когда же оно наступит и смоет с Реки вонь. Особенно не терпелось мне. После того сна я очень беспокоилась за папу, но прятала свое беспокойство за новой выдумкой. Я воображала, что он придет домой вместе с половодьем, к тому времени, когда пора будет помещать Одного в огонь, — и тогда все будет хорошо. Но половодье так и не наступило, а вместо этого в Шеллинг начали возвращаться те, кто ушел на войну. Мне не хочется рассказывать про то время. Вернулась едва ли половина ушедших; они были худые и изможденные. Папы и Гулла среди них не было, и никто нам ничего не говорил. Все смотрели на нас мрачно, исподлобья.

Хэрн возмущался и желал знать, в чем же мы перед ними провинились на этот раз.

Дядя Кестрел вернулся с войны последним. И сначала он пришел к нам — привел Гулла. Мы здорово испугались, когда увидели их. У нас не получалось притвориться, будто мы радуемся, хотя Робин и пыталась. Дядя Кестрел совсем состарился. Голова у него дрожала, и руки тоже, а лицо покрывала редкая белая щетина. Гулл здорово вытянулся. Я догадалась, что это Гулл, только по его светлым волосам да по накидке, которую я соткала для него прошлой осенью. Хотя теперь эта накидка заскорузла от грязи и превратилась в лохмотья, без нее я вовсе бы не узнала Гулла.

— Будьте с ним поласковее, — сказал дядя Кестрел, когда Робин обняла Гулла. Гулл даже не шелохнулся. — Ему здорово досталось. Это все варвары. Там, в Черных горах, мы прошли сперва через осаду, потом через бойню.

По Гуллу было не понять, слышит ли он, что говорит дядя Кестрел. Лицо у него было застывшее и какое-то пустое. Робин подвела его к стулу. Гулл сел и уставился куда-то невидящим взглядом. А мы с Утенком и Хэрном стояли рядком и смотрели на него. Одна лишь Робин опомнилась и пригласиля дядю Робина зайти в дом. Она засуетилась, стала доставать печенье и напитки, и дала нам тычков, чтобы мы ей помогали. Утенок побежал за чашками. Я кое-как взяла себя в руки и достала наше лучшее сливовое варенье. Но я не могла отвести взгляда от Гулла, который все сидел и смотрел куда-то, и от дяди Кестрела, который вдруг сделался таким старым. А Хэрн просто стоял и смотрел на Гулла, и взгляд его был таким же пристальным, как у самого Гулла.

Дядя Кестрел — человек прямой.

— Ну, — сказал он, усевшись, — мне очень жаль, но отец ваш мертв. Это стряслось на равнинах, далеко отсюда.

Мы уже догадались обо всем. Никто из нас не заплакал. Мы просто побледнели и сделались вялые, и уселись, чтобы послушать, что расскажет дядя Кестрел. Кусок не лез нам в горло.

А дядя Кестрел радовался нормальной еде. Он лучезарно улыбался Робин и ел с аппетитом. Гулла война изменила до неузнаваемости, а вот дядя Кестрел, похоже, отделался относительно легко. Он непринужденно отломил кусок пирога, вложил Гуллу в руку и заставил того сжать пальцы.

— На, малый. Ешь.

Гулл послушно принялся есть, не глядя на пирог. Он вообще ни на что не глядел.

— Вот так его теперь надо кормить, — объяснил нам дядя Кестрел. — И поить тоже. Ну, а теперь о плохих вестях.

И он рассказал нам, как папа умер от ран — это случилось в середине зимы, в чужедальних краях. По его рассказу мне показалось, что папа изо всех сил притворялся, будто у него все в порядке. Он старался ради Гулла, потому что к этому времени за Гуллом уже надо было присматривать.

Война была ужасна. Наши люди не привыкли к войне, и почти ни у кого из них не было настоящего оружия. А варвары была вооружены копьями и арбалетами — стрела из такого арбалета пробивала двух человек за раз.

— А кроме того, они учатся драться прямо с колыбели, и дерутся, как черти, — сказал дядя Кестрел. — И еще они ведут с собой колдунов, и те поражают нас заклинаниями. Они вытягивают силу из человека, как будто яйцо выпивают.

— Чушь какая! — не сдержался Хэрн.

— Малый, ты их не видал, — сказал дядя Кестрел. — А вот я видал. Да и ты должен был познакомиться с их делами — по последствиям. Они заколдовали саму Реку, поскольку знали, что в ней — наша сила и наша жизнь. Если не веришь мне — выгляни на улицу и погляди по сторонам. Ты когда-нибудь видал, чтобы Река была такого цвета и от нее так воняло?

— Нет, — признал Хэрн.

— Ну, вот так варвары нас и побили, — сказал дядя Кестрел. — И честными способами, и нечестными. Они привели с собой своих женщин и детей, а значит, они собираются тут осесть. Их полным-полно — так и кишат повсюду. Наш король, благослови его боги, где-то скрывается.

— А что же нам теперь делать? — испуганно прошептал Утенок.

— Пожалуй, лучше всего — бежать в горы, — сказал дядя Кестрел. Похоже эта идея давно уже одолевала его. — Я уже несколько месяцев бегу от них. Но вы пятеро, если хотите, можете остаться. Тут такое дело… — Он взглянул на Гулла и перешел на шепот. По-моему, Гулл все равно его не слушал, но точно я не поручусь. — Варвары здорово похожи на вас. У них в точности такие же светлые волосы. Гулл, бедолага, натерпелся из-за этого: наши думали, что он варваров подменыш и накликает на нас беду, а варвары его схватили, потому что думали, что он один из них.

Мы дружно уставились на Гулла.

— Так что будьте с ним поласковее, — сказал дядя Кестрел. — Они вернули его обратно — это там и случилось, в Черных горах, — но с тех пор он не в себе. Наши поговаривали, будто варвары заколдовали парня, и его могли бы даже убить, если бы не ваш отец.

— Какой ужас! — пронзительно воскликнула Робин, таким голосом, будто она собралась не то вот-вот чихнуть, не то вот-вот взорваться.

— Да, верно, — согласился дядя Кестрел. — Но у нас бывали и хорошие времена.

И он принялся пересказывать нам забавные истории про каких-то людей, которых мы не знали, и рассказывать про вещи, которых мы просто не понимали — они касались войны. Он явно старался нас развеселить.