Александр Турханов - За горами, за лесами

Лёшка, сам того не заметив, задремал. Проснулся оттого, что самолет резко качнуло.

– Ох, божечки! – услышал он взволнованный шепот Светланы Николаевны. – Что это?

– Турбулентность, – солидно бросил Лёшка, совсем просыпаясь.

Самолет ухнул в воздушную яму. В груди неприятно защекотало, ком подступил к горлу, заложило уши.

– А-а-а!.. – тонким голосом вскрикнула Светлана Николаевна.

– Всё нормально. На посадку идем, – успокоил Лёшка, пристегнулся и стал смотреть за стекло иллюминатора.

Самолет быстро снижался. Они вынырнули из облаков, как из-под одеяла, – сразу стала видна земля. От края до края, сколько хватало взгляда, тянулась тайга. Пока это был лишь сплошной зеленый ковер, но чем ниже опускались, тем отчетливее становились видны покрытые лесом склоны, распадки, между ними кривыми шрамами тянулись впадины. В одной ярко мелькнуло что-то и сразу погасло.

«Наверное, река», – догадался Лёшка.

Они еще снизились. Уже можно было различить неровные верхушки деревьев. Лёшка посмотрел на горизонт. Тайга с высоты и правда была похожа на море (такое сравнение он читал где-то или слышал), только вместо волн бежали к горизонту, накатывая друг на друга, поросшие лесом высокие сопки.

– «За горами, за лесами…» – прошептал Лёшка.

Эту фразу он запомнил еще маленьким. Так отец начинал рассказывать сказки. Но сколько Лёшка ни вспоминал, о чем они были, вспомнить не мог. Уж точно не о Коньке-горбунке, который начинался этими словами: «За горами, за лесами, за широкими морями…»

Самолет резко накренился вправо, выровнялся, опять накренился, задрав крыло так высоко, что в овале иллюминатора осталось только небо, снова выровнялся. Миг – показалась взлетная полоса, самолет резко коснулся земли и покатил, тяжело тормозя и подскакивая, а потом остановился.

– Слава тебе господи! Прилетели… уф!.. – выдохнула Светлана Николаевна и вместе со всеми стала аплодировать экипажу.

Совсем иначе представлял себе Лёшка встречу с отцом. Всегда он так – сначала нафантазирует, разукрасит в воображении, напридумывает всякую всячину, а реальность окажется совсем другой.

Мама часто вспоминала, как они приехали в Туапсе из Краснодара на автобусе. Лёшке тогда было лет пять. Пошли по кривым улочкам в сторону моря. Был яркий солнечный тихий день. Когда добрались до воды, Лёшка сначала замер, потом крикнул: «Дурацкое море!», расплакался и повернул назад. Мама его еле успокоила и долго допытывалась, что произошло. По словечку, сквозь слезы выяснилось, что Лёшка ожидал такого моря, как в «Сказке о рыбаке и рыбке»: когда бушует «черная буря», когда «сердитые волны так и ходят, так воем и воют», а в этом бушующем море – непременно сразу и золотую рыбку, и корабль пиратов под черными парусами. Мудрено ли, что тихая солнечная вода бархатного сезона его совершенно разочаровала.

Вот и на этот раз… Встречу с отцом Лёшка в воображении набросал четкими и по-мужски скупыми линиями. Он входит в зал ожидания, подходит к отцу. Отец высокий, но и Лёшка высокий – выше всех в классе, и с отцом они почти одного роста. Отец протягивает руку. Лёшка крепко ее жмет, глядя отцу прямо в глаза. Они обнимаются, потом идут к реке – отец писал, что добраться до Ушаковки можно только по реке, потом по таежной дороге. У отца белый катер с мягкими кожаными сиденьями, у катера руль, как у машины, и толстое лобовое стекло. Они отходят от берега, выплывают на середину. Здесь отец сам предлагает Лёшке занять место капитана, и Лёшка, широко расставив ноги, становится за руль, ведет катер спокойно и уверенно.

В реальности вышла одна суета и неловкость. Вещи им выдали не в зале аэропорта, а у багажного отсека самолета. Лёшкин рюкзак оказался в самом низу, и его еле откопали, самым последним. Светлана Николаевна попросила помочь донести сумку. Сумка была громоздкой и тяжелой, будто туда натолкали камней, и пока они тащились по полю в сопровождении пожилой служащей в синей форме, сумка эта изрядно наколотила Лёшке по ногам. Отца он увидел сразу – тот и правда был самым высоким среди встречающих, но на этом совпадения кончились.

Оказалось, что Светлана Николаевна с ним знакома.

– Игорь Андреевич! – заулыбалась она искательно. – Не ожидала вас здесь увидеть! – И она стала говорить о каких-то бочках.

Лёшка топтался рядом и не знал, что делать. Чтобы себя чем-то занять, кинул маме эсэмэс: «Долетел. Всё ОК». Она тут же ответила – пожелала хорошего отдыха и нарисовала смайлик. Наконец отец шагнул к Лёшке, бросил коротко: «Здоро́во, сын!», обнял и крепко хлопнул по спине. Лёшка в его объятиях почувствовал себя совсем маленьким. Он едва доходил отцу до подбородка. Светлана Николаевна умильно на них смотрела и всё твердила: «Вот же, какая встреча, какая чудесная встреча! Ну надо же!» – и чуть не прослезилась. От этого умиления Лёшку аж передергивало – это было хуже, чем «ВКонтакте» смотреть на стене у девчонок открытки с котиками, честное слово!

Наконец распрощались, еще раз уточнив что-то про злополучные бочки, и Лёшка с отцом пошли к лодочной станции.

Лёшка рассматривал городок. Здесь были в основном двухэтажные деревянные дома, изредка попадались пятиэтажные «хрущевки». Улицы были покрыты бетонными плитами, между стыками торчала пыльная трава. Всю дорогу Лёшка жался ближе к отцу. Тут было полно бродячих собак, а он их очень боялся. Один раз путь им преградила целая стая. Лёшка замер, не решаясь двинуться дальше, но отец, не сбавляя шага, пошел прямо на собак. Те расступились, давая пройти, и только проводили их глазами и лениво помахали хвостами.

Белого катера, придуманного Лёшкой, у отца тоже не оказалось, а стояла носом в берег выкрашенная в темно-зеленый цвет длинная лодка с лавками поперек корпуса. Внутри вместо кожаных сидений каталось выщербленное помятое ведро, из-под скамейки на носу торчали какие-то промасленные тряпки, а на дне, в небольшой грязной лужице, лежали два весла. Мотора нигде видно не было. Лёшка уже подумал, что они поплывут на веслах, но отец сходил к будке сторожа, принес оттуда тяжелый мотор, стал устанавливать. Все это он проделывал молча, похоже совсем не замечая сына. Лёшка смотрел отцу в спину, и ему стало казаться, что тот совсем не рад его видеть. Он начал жалеть, что прилетел сюда. Лучше бы уехал к бабке и деду под Владимир, где всё привычно и понятно. А здесь всё было чужое: широкая река, холодная даже на вид, высокие сопки, со всех сторон обступившие городок, собаки эти… и отец, которого он представлял по письмам совсем иным – веселым, любящим рассказывать истории, – тоже стал казаться чужим.