Геннадий Прашкевич - Война за погоду

Краем глаза Вовка увидел упавшего с нарты Лыкова, но Вовку уже схватили. Мелькнуло перед глазами чужое лицо. Промасленные меховые куртки, небритые лица, чужой запах. Эр ист…

Точно! Так и Леонтий Иваныч говорил.

Мальчишка!.. Всего лишь мальчишка он!..

Вовка будто ослеп.

Единственное окошечко склада, прорубленное под самым потолком, было заколочено. Переполз через какой-то мешок, ткнулся растопыренными пальцами в бороду Лыкова, обрадовался, услышав:

– Не лапай! Сам поднимусь!

По шороху определил – поднялся.

Сел, кажется, Лыков, скрипнул зубами. Медленно, постанывая, вытянул перед собой (достал до Вовки) неестественно вытянутую задетую пулей ногу.

Не выдержал, застонал.

– Кто тут еще?

– А ты как думаешь, Илья? – сухо ответил низкий простуженный голос.

– Римас? Проспал? Не уберег станцию!

– Подлодка подошла… Высадили десант… Мы с тобой две недели пытались пробиться в эфир, а они, наверное, слышали… Знали, где высаживаться… Мыс прикрыл… А я за пищиком сидел, в наушниках… Рацию разнесли в мелкие обломки, только эбонит полетел… А мне по пальцам… Прикладом…

Темнота чуть рассеялась.

Можно было угадывать тени.

Кто-то (видимо, радист), белея повязками (обе руки обмотаны), сидел, откинувшись к стене, на куче каменного угля, а Лыков устроился на полупустых мешках у дверей, совсем недалеко от Вовки.

Ну да, двое.

Вовка помнил.

С третьим на станции что-то случилось.

Лыков специально просил Главное Управление Главсевморпути оставить его на острове. Чтобы смыть вину. Или помочь смене. Вроде погиб кто-то на острове. Может, по его вине? Об этом мама не рассказывала… А теперь Лыкова ранили… И смены нет… И нет мамы…

– Когда высадились?

– Через час после того. Как ты отъехал… – Невидимый Римас выругался. – Угораздило тебя вернуться!

– А я и не собирался с ночевой.

– Знаю…

– Руки как?

– За ключ точно не сяду.

– Ну, может, повезло…

– Это почему?

– Ну, будь пальцы в порядке, могли бы посадить за ключ… Заставили бы работать на них… Сам понимаешь… Явились не на прогулку…

– Я бы не сел! – выругался радист.

– А я и не говорю. Посадили бы.

– Думаешь, за погодой пришли?

– Не знаю.

– А на Угольном? Что там?

– Ничего не видно… Изморось в воздухе… Правда, мальца привел…

– С Угольного?

Радист явно вложил в вопрос что-то особенное.

И Лыков ответил с тайным значением:

– С Угольного…

– Как выглядит?

– Да обычно…

– Что говорить?

– Говорит, что с «Мирного» он…

– А следы?

– Ну, есть следы… Следы сурика на льдинах, будто днище судна притерлось… И еще… Мы на Угольном боцмана схоронили…

– Откуда знаешь, что боцман?

– Ну. в кирзе… В бушлате… И малец говорит…

– Значит, не придет «Мирный»?

– Придет, – не выдержал Вовка. – Он во льдах от подлодки прячется!

– Ишь, горластый, – неизвестно чему удивился радист. – Ты, паря, тише! Тут за дверью не повара! Тут за дверью фашисты с автоматами.

– Да брось, нет там никого за дверью, – недовольно заметил Лыков. – Не дураки фрицы, чтобы торчать на морозе.

– Ну, надо же, – не удержался радист. – Вчера еще пусто… А сегодня на острове не протолкнешься…

– Всех погода интересует.

– Всех?

Они будто поняли друг друга.

– Ишь, «не протолкнешься»! – сразу обозлился Лыков. – Война к концу, вот мы и раззявили рты! Совсем бдительность потеряли… Моя вина… Нас тут по всякому пугали, вот мы и потеряли бдительность… А фрицы, – кивнул Лыков в сторону невидимой двери. – Им что? Они не торопятся. Раз сразу не сожгли станцию, значит, собираются принять на баланс. Оставят на острове своих метеорологов. Нам будут дезу гнать, а своим – точные сводки. Ради погоды фрицы гоняют сейчас в Арктику специальные транспортные самолеты с приборами… Не жалеют горючки… А тут полностью укомплектованная станция… За такой подарок они нам руки целовать должны…

– Дождешься, – хмуро пообещал радист.

Странно, но он как-то не особенно интересовался Вовкой. Вроде как не придал особенного значения его появлению. Или не считал его появление неожиданным.

– Сами потеряли станцию, – выругался Лыков, – сами и вернем.

– Ага… Два инвалида… Против экипажа подлодки… Против пушек и автоматов, да?

– А про Угольный забыл? – негромко прикрикнул Лыков. – Там в палатке – резервная рация! Вижу, забыл… Если срочно связаться с Карским штабом, эту сволочь враз разбомбят…

– И нас с ними…

– Заслужили, Римас.

– А если подождать? Нас же хватятся!

– Да ну. Сколько придется ждать? Ты знаешь? Мы две недели без связи. Магнитная буря… С этим ничего не поделать…

– Ну вот… А ты – резервная станция!

– Пытаться все равно нужно.

Спросил мрачно:

– Слушал Совинформбюро?

– Наши под Яссами, – сухо сообщил радиста, будто для протокола. – Румыны скинули своего Антонеску, объявили фрицам войну…

И скрипнул зубами:

– Вот слышать все слышу, ловлю даже Москву, а выйти в эфир – никак! Будто нам запретили.

Вовка ничего не понимал.

Лиц не видно, темно. Дверь заперта.

Но Лыков же сказал: бежать надо на Угольный! Что значит, нам запретили? Надо выбираться из холодного склада и бежать к палатке, в которой хранится резервная рация. Ну, магнитная буря… И что?… Может, она через час успокоится, уйдет… Надо торопиться. Прямо бежать к Угольному!..

Чувствуя, как его начинает колотить, Вовка сполз с мешка и на ощупь исследовал дверь.

Хорошая дверь. Надежная.

Окована металлическими полосами.

– Слышь, Илья… – негромко сказал из темноты радист. – Я литовец, а родился в Средней Азии. Есть такая станция Каган. Слышал? Прямо под Бухарой. Отец – лишенец, из-за этого меня не взяли в армию… А я любил рисовать… Урюк цветет, весело… Специально приехал в Москву… Идти некуда. Взял в каком-то погребке пива, думаю: просижу в погребке до утра. Но не просидел. Выгнали. Оказывается, нельзя в погребке сидеть просто так… Пьяницы с деньгами могут сидеть, а у меня деньги кончились… А утром в художественном училище сильно я не понравился одному знаменитому старичку. Совсем дореволюционный старичок. «Вот, – говорит, – натюрморт. Работайте!» И ставит на стол пустой кувшин и гипсовую головку. Я говорю: «Давайте я лучше изображу советского пулеметчика в буденовке.» А знаменитый старичок морщится: «Зачем их множить? Муза вас не устраивает?» Ну, я и бросил училище… Наткнулся на курсы радиотелеграфистов… Форма… Питание… А поступи я в училище, не тряс бы сейчас перебитыми пальцами…

– Ошибаешься, Римас.

– Это почему?

– А сам подумай.

– Ну?

– Вот было такое. Расскажи, не поверят. Один мой приятель получил на заводе мотоциклетку. Как премию от коллектива за активный труд. Вместо поездки в здравницу. Ну, понятно, поехал гулять. Ехал по набережной, а его такси сбило. А в такси начальник ехал…