Ирина Христолюбова - Топало

«Уж не гипноз ли это? — подумал он. — Тогда кто же гипнотизер? Валентина Ивановна Капелькина?» — капитан даже улыбнулся; у нее такие искренние синие глаза. К тому же гипноз — дело кропотливое, так вот — раз-два — не загипнотизируешь. Капитан встал. Значит, домовой все-таки существует?

В каюту тихонько постучали.

— Кто там? Входите!

Дверь приоткрылась. На пороге робко появилась Зойка, из-за нее выглядывал Родька.

— Вот вас-то мне и надо! — обрадовался капитан.

Он усадил их на диван, сам сел напротив.

— Где ваш домовой?

— Здесь я! — раздался голос.

Капитану трудно было скрыть свое замешательство. Он покашлял.

Пружины дивана заскрипели. Топало уселся рядом с Зойкой.

— Товарищ капитан, у нас есть предложение, — сказал Родька.

— Предлагайте!

— Возьмите меня на работу! — проскрипел Топало.

— На работу? — опешил капитан. — Но… у нас команда в полном составе.

— Он бесплатно, — сказала Зойка.

— На общественных началах, — пояснил Родька.

— Что же он будет делать?

— Погоду предсказывать!

— С погодой у нас вроде все в порядке. Сводка имеется. Погода нас ждет отличная.

— Ничего не отличная, — пробурчал Топало. — В четверг опять гроза будет. Посильнее, чем сегодня.

Капитан посмотрел в иллюминатор. Небо все еще было темное. Еще изредка сверкали молнии, и гром погромыхивал, но уже неохотно, издалека.

— А как он знает? — спросил Петров. Ему было трудно обращаться лично к домовому.

— Знаю, — ответил домовой. — Ветер приносит…

— Что ж, если вы каждый день будете сообщать о погоде, — сказал капитан, — я буду благодарен.

Топало был доволен: капитан взял его на работу. Метеорологом! Сейчас никто не скажет: «От тебя на теплоходе одни неприятности!»

— Но у меня есть условие! — Капитан наклонился поближе к ребятам. — Наш разговор останется в тайне. Никто не должен знать, что на теплоходе едет домовой. Идет?

Папа решил, что пора приниматься за дело. За окном моросит дождь, самое время сесть за статью «Человек — преобразователь природы». Во время отпуска тоже нужно трудиться.

Мама сидела, поджав под себя ноги, и читала журнал «Знание — сила».(Родька как раз в это время устраивал на работу Топало.)

— Все-таки непонятная история с этим домовым, — сказал папа. — Может быть, он действительно существует?

Мама придерживалась более определенных взглядов.

— И Топало, и Думало придумала Зойка.

— Но зачем она убежала на окраину поселка? Никакие родственники у них в Ключах не живут.

— У нее фантазия.

— А почему у тебя нет фантазии? — спросил папа.

— Ты ошибаешься. Я тоже убегала в девять лет. Искала в лесу мальчика-с-пальчика. Не нашла.

— А может быть, он был? — задумчиво произнес папа. — Ты его не увидела. Возможно, мы видим только часть того, что существует, живет, дышит, смотрит на нас.

— Возможно, — сказала мама без энтузиазма.

Папа достал из чемодана рукопись, разложил ее на столе.

«Человек — преобразователь природы». Он подчеркнул заголовок жирной чертой. Потом еще раз прочитал и еще раз подчеркнул. Постучал ручкой по столу, глядя в окно. Хмурая погода на него действовала усыпляюще. Он начал клевать носом.

«Пять минут подремлю и примусь за работу», — решил папа и лег на диван.

И опять ему приснился рыжий кот Филимон с рваным ухом. Заходит и говорит:

— Здравствуйте, философ Мельников! — подает ему лапу и ложится на рукопись. — Мыши стали наглые! — потягиваясь, говорит Филимон. — Всю вашу бумагу могут съесть.

— Я пишу в трех экземплярах.

— Все три съедят.

— Но у нас дома мышей нет.

Кот замурлыкал, вытягивая коготки.

— Уж и пошутить нельзя.

Папа проснулся. В каюте никого не было. И рукописи на столе не было. Видимо, мама убрала обратно в чемодан. А, возможно, прибежали мыши и утащили.

Дождь прошел. Тяжелые волны, гулявшие по реке, успокоились, затихли. Выглянуло солнце, и река сразу ожила, заиграла бирюзовым, зеленым, желтым, словно что-то засветилось с глубины ее.

Палуба мгновенно высохла, начала нагреваться.

Повеселевшие пассажиры выходили из своих кают.

— Вот и солнышко выглянуло! — говорили они, как будто непогода длилась целый месяц.

Зойка, прищурившись, глядела в небо.

— Даже ни одной тучки не осталось. Куда они все уплыли?

— На север, — сказал Родька. — Может быть, даже к океану.

— А дальше куда?

Топало тоже глядел в небо, бесконечное, бездонное. Что он там видел? Пустое пространство или скрытую от нас жизнь?

Где-то далеко-далеко Топало услышал тонкий звук полета. Он выделил его из множества других звуков, наполнявших мир. Это летела стрекозка Майка, чтобы сообщить приятную весть: бабушка Дуся накосила для козы Маньки большой воз сена.

Топало встал рано утром. Луна уже поблекла, но все еще держалась на небосклоне. Она бросала неяркий свет на снежную равнину, которая расстилалась до самого леса.

В доме все еще спали: бабушка Дуся, Зойка, пес Бакай, коза Манька. Только кот Филимон проснулся, расправил коготки и снова сжал. Он хотел было спросить: «Куда ты спозаранку собираешься, наш домовой?» Даже первое слово произнес: «Куда». Но оно прозвучало невнятно: вроде «куд-д… куд… ф-ф-ф…» И еще непонятно что. Кот Филимон даже не понял и тут же снова заснул.

А домовой Топало вышел из дома. Полнолуние было его любимым временем. Ничего, что луна уже поблекла. Домовой любил даже блеклую луну.

К тому же он рано встал не для того, чтоб просто прогуляться. У него дела по хозяйству. Кому надо, пусть те спят. А ему необходимо привезти сено с поля для козы Маньки. Вот обрадуются коза Манька и бабка Дуся, когда увидят у ограды целый воз.

Зойка, между прочим, очень любит прыгать с крыши на сено. Но он этого не позволит. Прыгай в снег, если хочешь. Не сено жалко, а козу Маньку. Что она будет есть?

Домовой Топало шел в поле, где стоял стожок сена. Он бурчал себе под нос про козу Маньку, кота Филимона, Зойку. Спят лежебоки.

В руках у него были две жердины. Не первый год, знал, как сено возить.

Стожок сена еще с лета был наметан недалеко от дома, километра два. Топало шел, смотрел на луну и посвистывал. Ах, жаль, что в деревне Кутузы никого не осталось из его друзей.