Евгений Данилкин - По пути Ориона

в городе Кишурмах.

Ваша доблесть и отвага, мы надеемся, станет украшением нашего турнира, где соберутся лучшие из лучших со всего Дириуса.

Надеемся на ваше присутствие!"

— Турнир в Кишурмахе! Как я мог забыть! — Сараллон радостным криком, нарушил тишину пещеры.

— И ты получишь за это деньги? — Радостное известие испортил своим вопросом Ентри. Дик убрал улыбку с лица и спрятал приглашение за пазуху.

— Но у меня нет доспехов, оружия. До Кишурмаха не весть сколько.

После этих слов встал Илирон и опираясь на посох, подошёл к узкой расщелине в камнях, через которую пробивался солнечный свет. Остальные, как завороженные, наблюдали за ним. Маг развёл руки и камни, грохоча, обвалились, образовав проход достаточный, чтоб выбраться на уже знакомую равнину. Видимо уже попривыкнув к фокусам мага, это действие большого удивления не вызвало и после того как пыль от обвала осела, путники двинулись наружу за старцем.

Пейзаж у обрыва и за ним ни изменился, как ни желала этого Мариа. Всё также светило солнце, не достигая противоположной стороны пропасти, также низкая трава, еле колыхалась от ветра и маленький слепой старик, опять поплёлся в даль по краю обрыва.

Мариа рыкнула от злости, сжимая кулаки, но всё же, снова последовала за магом.

— Мастер, скажите, что это за место? — Спросила она, настигнув старца. Она ждала или молчания в ответ, или замысловатых слов.

— Кто-то называет краем земли, а кто-то — "степью разбитых сердец". То и другое — правда. — Илирон замолчал, зародив в голове девушки ещё больше вопросов, но вдруг пейзаж резко изменился:

Мариа не заметила, как скалы слева от неё закончились, сменившись маленькой рощицей. Пропасть превратилась в небольшой овражек, по которому тёк, весело журча, ручеёк. Степь перестала ровно стелиться по земле, а пологим спуском спускалась в долину, вдали которой красовался своими башнями город. Широкая дорога к нему была вся заполнена людьми и повозками, это живая цепь длилась с милю, а потом скрывалась за холмом. Вокруг города был вырыт большой ров, наполненный водой и народ заходил в город по мосту, что на цепях опускался со стены. Девушка обернулась, желая увидеть, как закончился предыдущий пейзаж, но за её спиной не было ни намёка на скалы, пропасть и низкорослую равнину.

Ентри стоял и мало что понимал в происходящем. Что за город? Что за люди, спешащие в него? И что они втроём, да ещё со странным стариком, тут делают? Только одно слово, которое прохрипел Илирон, поставило всё по своим местам и указало дальнейший путь спутникам:

— Кишурмах.

В тот же момент старик испарился в воздухе.

Лаварион стоял с факелом в руке у дубовой двери. Долго не решался толи постучать, толи открыть её. Он то подносил руку к ней, то также неуверенно убирал. Ему припомнилось предыдущее появление его здесь. Он также неуверенно стоял перед дверью, но если тогда его вынуждала необходимость, то теперь, он пришёл сам, по своей воли. Наконец дверь скрипнула и знакомая прохлада встретила его, встрепав аккуратно причесанные волосы. Семион шагнул внутрь, стараясь держаться уверенно. Сейчас комната предстала в более освещённом состоянии. Дневной свет из-за заколоченных окон пробирался внутрь и освещал достаточно хорошо.

Квадратная комната, с низким, побелённым потолком, по контуру увенчанным орнаментом из гипса, в виде лозы винограда. В центре, на потолке, скульптурный узор окольцовывал крюк, на котором когда-то висела люстра. Краска на стенах выцвела, потрескалась, а в углах отслоилась и висела пластами. Окрашенный дощатый пол, по которому валялись стулья, кресла и перевёрнутый стол, выглядел достаточно крепким: не скрипел и не проминался под тяжестью человека. Три удлиненных, стрельчатых окна были разбиты и заколочены, сохраняя мелкие фрагменты многокрасочного витража.

Лаварион быстрым шагом преодолел помещение и остановился возле белой двери с таким же белым, широким наличником. Здесь он долго не размышлял, дёрнув за ручку, распахнул дверь.

Повеяло холодом, так что Семиона передёрнуло, но отступать от своего плана он, кажется, не собирался. Зайдя внутрь, он специально оставил открытой дверь, чтоб иметь возможность к быстрому отступлению. Здесь Лаварион был впервые, не смотря на то, что он всё-таки был у себя дома, эту комнату он разглядывал как гость. Его внимание привлёк дубовый, резной гроб и его хозяйка. Больше ничего не интересовало его здесь. Для уверенности он снял со стены ещё один факел, но продержав его с минуту, швырнул на пол. Раздался звон цепей. Его рука побелела от холода и только освободившись от факела, медленно, покалывая, приходила в норму. Кости скелетов затрещали, когда женщина в гробу открыла глаза. Семион отпрянул. Широко раскрытые, стеклянные глаза смотрели на него не моргая.

— Омовелия. — Прошептал Семион.

Пустой взгляд её всё так же смотрел на него. Бело-синее лицо не выражало никаких чувств, ни злобы, ни радости.

— Омелия, это я! — Громкие слова Лавариона нарушили родившуюся тишину и снова зашумели цепи, оглушающим звоном ударив по ушам.

— Здравствуй. — Монотонный, холодный тон Омовелии заставил цепи ещё сильнее загреметь. Скелеты словно в экстазе приветствовали её, вскинув кости рук вверх и застучав по полу.

— Омовелия, прости! Омовелия, я не хочу тебя терять! — Голос Лавариона дрожал, в глазах блеснули слёзы, первая капля которых скатываясь по щеке, замерзла, больно защипав. Мужчина вскрикнул, отдирая каплю.

Женщина открыла широко рот и оттуда раздался грудной, загробный смех. Звук был грубый, глухой, словно кто-то внутри смеялся за неё. Словно весь ужас её бытия вырывался наружу. Скелеты снова забились в экстазе. Лаварион сделал было шаг вперёд, но тут же отступил, услышав усиливающиеся клацанье и осветив пол комнаты увидел бело-шёрстных паучков, спешащих к нему откуда-то из-под гроба Омовелии.

— Омовелия вернись! — Вскричал он, понимая, что времени у него осталось не много.

В ответ всё тот же пронизывающий насквозь взгляд. Лаварион отступил к выходу, водя факелом по полу, сдерживая наступление паучков. Последний взгляд Семион бросил на женщину в саване и увидев всё тот же покой на лице, пятясь назад, покинул комнату. Больше сдерживать натиск он не мог, тем более пауки плели узоры уже над его головой.

Он захлопнул дверь и бегом пересёк проходную комнату, выскочив в коридор. Его глаза слезились и щёки обжигали соленые капли. Он знал, это была последняя надежда вернуть жену. Последний шанс видеть её. В эту минуту разбилась мечта о возрождении Омовелии.

— Уайз! Всё готово к отбытию? — Спустившись с верхнего этажа в холл и найдя там Парилика, спросил Семион. Он только-только вытер последние слёзы, но ещё влажные, покрасневшие глаза выдавали его.