Евгений Данилкин - По пути Ориона

Впрочем, с первыми лучами солнца, что осветили океанскую гладь, видневшуюся за проливом, громкий, низкий голос Буйя ознаменовал подъём и спавшие всего ничего моряки, бурча и потирая глаза, медленно, но верно, встали на ноги. Настроение портилось ещё и тем, что был понедельник, но капитан настаивал на отходе.

— Мне плевать на всякого рода суеверия! Мы не слабаки, чтобы верить в эту чушь! Мы отходим сегодня! — Кричал он на высказывания по поводу дурного знака "выходить в море в понедельник". По кораблю пошли шушуканья о проклятии и тут же вспомнились встреча с Каплари и слова Арубатура, о связи капитана со злом. Фук от этого гусём ходил и подтверждал свои слова, натаскивая потихонечку новичков против капитана. Новички стали немного роптать, косо поглядывая на капитана, но тот был не приклонен. Даже его правая рука- Буй, не смог его уговорить. В итоге, в семь часов утра, "Империя" покинула бухту Гариопея и направилась на север. Капитан Крикс был занят проходом через узкий пролив и не мог видеть того, что наблюдал стоя на квартердеке Орион. Дуилер, вообще старался не смотреть назад, на порт с его пирсами и возвышающийся за ним город. На пирсе стояла одинокая женщина и смотрела вслед уходящему судну, стояла молча и не двигалась. Орион, конечно, узнал её и обрадовавшись тому, что снова смог увидеть Оливию, замахал ей с кормы. Женщина ответила ему тем же и потом резко развернулась, закрыв лицо руками и поспешила прочь.

" Вот и всё! Может я в последний раз вижу её? Да, определённо в последний". — Пронеслось в голове Ориона. В этот момент ему стало жаль, что он не мог увидеть той лучезарной улыбки Оливии, а наоборот, кажется, заставил её плакать. " Значит, у неё есть какие-то чувства, значит, она тоже любит! Меня или капитана? Всё равно, я не хочу знать". Орион поспешил вниз по трапу на главную палубу, чтоб через минуту взбираться по вантам на рею и наслаждаться попутным ветром, встрепавшим его волосы. "Империя" снова была в строю, она снова уходила в поход и снова с ним, с корабельным клерком Орионом Хьюди.

Как и было договорено, Дик, Ентри и Мариа перебрались в маленький, но удобный домик Элифер. Кровать отдана была Мариа и Элифер, впрочем, хозяйка спала в эти дни мало. Она усердно трудилась над доспехами Дика и из кузницы её было не вытащить. За это время её кожа значительно погрубела, а на лице появилось множество угорьков, но всё равно они не могли испортить её красоты и привлекательности. Мужчины ночевали на полу, укутавшись в пару пледов, но и им много спать не приходилось. Дикин учащенно тренировался на заднем дворе, беря в спарринг партнеры Ентри. Правда, в юноше достойного противника он не находил и больше оттачивал мастерство с представляемым противником. Ентри же, с большим удовольствием помогал кузнецу в кузнице, стараясь запомнить некоторые не хитрые операции. Вскоре он смело помогал Оливии в осадке и вытяжке.

На сэкономленные деньги Дикину удалось достать неплохого горта и приобрести для него кое-какие доспехи. Правда, немного потемневшие и потёртые от времени, но после того как над ними поколдовала Элифер, они приняли более-менее достойный вид.

Через неделю непрерывного труда, доспехи почти были готовы, оставался лишь шлем, на который Дик хотел набить семейный герб в виде полуовального, заострённого на конце щита со стоящим на его фоне тигром на задних лапах и смотрящего на права. Передние лапы животного должны были лежать на эфесе большого, с его роста, мече, опущенного вниз, а щит пересекаться двумя лентами, которые обвивали корону над ним. Такая чеканка могла занять не один день, а времени оставалось совсем ничего. Элифер хотело было отказаться от этой работы, но Сараллон выдвинул чуть ли не ультиматум: или он выступает с гербом семьи, или он вообще не идёт на турнир. Спорить с ним никто не стал. Элифер и Ентри засели в кузнице, из которой стали слышны не сильные удары молотка и зубила.

Для участия в турнире оставалось одна малость: представить приглашение Дикина. Для этого надо было явиться во дворец Заторона, прокуратора города и предоставить для утверждения участника пригласительное письмо.

Дикин поглубже натянул капюшон плаща, так, чтоб его лицо трудно было разглядеть и направился с письмом. В город уже съехалось достаточно гостей и была большая опасность был рассекреченным. Хорошо б, если Лавариона ещё нет в Кишурмахе и новость о побеге не пришла в столицу Радира, но даже так, присутствие на турнире Дика представлялось опасным предприятием. Сараллон и сам плохо представлял свои действия на турнире, после того как Лаварион узнает о его присутствии. Или его схватят сразу, или дадут закончить турнир и потом схватят. Так или иначе, дальнейшее представлялось очень пасмурным, но решение было принято давно и менять его Дикин не собирался: он будет участвовать в турнире и для этого нёс письмо к судье.

Размышления о будущем немного отвлекли его и он на минуту потерял бдительность. Капюшон сполз с головы, из-за подола показалась рукоять меча, но Сараллон быстро осознал свою ошибку и поспешил снова укутаться в плащ. Он сутулился и пытался поменять походку, чтобы ещё менее быть похожим на того рыцаря, письмо которого он нёс. Окраинные улочки ещё оставались полупустыми, но ближе к центру, народ значительно увеличивался. Казалось его поток не прекращался и ночью. Впрочем, для Сараллона это было на руку, затеряться в толпе он желал как никогда.

Дворец, к которому шёл Дикин был в самом центре города, с огромной площадью перед собой и с десятком фонтанов. Широкие, высокие ступени к фасаду здания, могло показаться были бесконечны и Дик медленно, стараясь ещё больше сутулиться, поднимался и поднимался. Где-то на сто тридцатой ступени появилось крыльцо замка. Высокое, с колоннами по бокам и широкой, окованной дверью оно предстало пред Сараллоном. Он остановился около него, переводя дух. По-прежнему кутаясь в плащ, словно озябший путник, хотя на улице было жарко, Дик, довольно надолго задержался перед дверью и заставил обратить на себя косые взгляды прогуливающихся мимо пар. Наконец, тяжёлая дверь отварилась и мужчина натянув поглубже капюшон, вошёл.

Большой зал, пол которого был выложен мраморной крошкой, а голубые, гладкие стены поднимались высоко, высоко, встретил его тишиной и прохладой. Два длинных ряда колонн тянулись к ступеням, где на возвышающейся площадке, за столом сидел писарь. Тот бросил ленивый взгляд на вновь пришедшего и снова уткнулся в бумаги. Работы у него на кануне ярмарки было предостаточно и несмотря на утреннее время, вид у него казался усталым. Дик, увидев, что в зале кроме них никого нет, выпрямился и отбросил подол плаща назад, оголив ножны меча. Капюшон он всё-таки снимать не стал, об осторожности забывать не стоит. Быстрым шагом он пересёк зал и впрыгнув через ступени на площадку к столу, протянул письмо. Писарь, снова лениво поглядел сначала на бумагу, потом на посыльного и словно не замечая присутствие чужака, занялся писаниной.