Клара Моисеева - В Помпеях был праздник

Я долго гладил этот деревянный ящик и рассматривал его причудливую резьбу. И мне вдруг показалось, что я снова дома и что сейчас я услышу голос моего отца. И на сердце легла такая великая печаль, что смыть ее могли только слезы. И я долго плакал, не стесняясь Элия Сира. И ты поймешь меня, Стефан. А потом я открыл ящик и был ослеплен. Я увидел, Стефан, что имею возможность купить себе дом, а вилику Меруле — пекарню. Я понял, что могу соорудить самое прекрасное надгробие. И я уже поручил эту работу Элию Сиру, потому что он один сохранил в своей памяти прекрасное лицо философа Тегета и благородные черты моей матушки Паксеи.

Я рассказал тебе самое главное, Стефан. Прошу тебя, постарайся по возможности скорее встретиться со мной в Неаполе. Здесь я буду ждать тебя через два месяца, чтобы вручить тебе деньги для пекарни. Если не увижу тебя через Два месяца, то прибуду сюда в конце года. Если захочешь, ты вместе со мной посетишь святую могилу под старой пинией. Там ты встретишь Элия Сира за работой.

Передай мой низкий поклон доброму человеку вилику Меруле и благородной Клеиде».

Прошло много дней, прежде чем Антоний нашел в харчевне людей, которые возвращались в поместье, находящееся вблизи усадьбы Потина Теренция. Они согласились передать письмо Стефану.

Отправив письмо в поместье Потина Теренция, Антоний вернулся к Элию Сиру, чтобы по возможности помогать ему. Сейчас, возвращаясь к могиле под старой пинией, Антоний понял, что не сумеет ничем заниматься до тех пор, пока не сделает надгробие, не выполнит свой долг перед родителями. И как он мог прежде думать, что сможет искать себе занятие, покупать дом, устраивать свою жизнь в Риме… Сейчас ему ничего не нужно. Его место рядом с Элием Сиром. Он будет ему помогать.

— А я думал, — воскликнул Элий Сир, — что мой господин отправился в поместье Потина Теренция, чтобы повидать семью вилика Мерулы! Я много думал над историей твоего рождения. Я считал Мерулу обманщиком. А теперь пришел к выводу, что вилик Мерула ничего не выдумал. Такое нельзя выдумать. Боги разгневаются.

— Мне удивительны твои слова, Элий Сир. Я не в обиде, а в удивлении. Я не поверю, что можно так любить и лелеять чужого младенца, как это делали мои родители. А ящик с деньгами, который ты мне доставил?.. Разве это не доказательство тому, что вилик Мерула выдумщик?..

Антоний остановился и призадумался. Ему ни в коем случае не хотелось порочить вилика Мерулу, Стефана, Клеиду. Наоборот, ему хотелось, чтобы Элий Сир проникся уважением к этим людям. Но только он, Антоний, должен иметь свои святыни. И то место, которое занимают философ Тегет и Паксея, то место, которое они заняли в его сердце, он никогда не отдаст никому…

— Скажи, Элий Сир, надеешься ли ты вдохнуть жизнь в этот мрамор? Поможет ли тебе твоя память?

— Вот посмотри, господин, — сказал Элии Сир и показал деревянную доску, на которой был сделан отличный портрет философа Тегета.

Как и задумал Антоний, философ Тегет был изображен во весь рост, в тоге, падающей мягкими складками, со свитком в правой руке. Картина еще не была закончена, но этот набросок, сделанный углем, был очень хорош. На скамье с резными ножками в виде львиных лап сидела Паксея. Казалось, что Тегет читает ей свое сочинение, а она внимательно слушает. Даже набросок углем показался Антонию очень любопытным. Антоний сразу же уловил знакомые черты матери.

— У тебя отличная память, Элий Сир. Я вижу, что в душе твоей сохранились живые образы близких мне людей. Как хорошо, что ты здесь, Элий Сир! Ты не покинешь меня? Ты всегда будешь со мной? Когда мы сделаем надгробие, я попрошу тебя сделать две скульптуры. Они будут постоянно со мной, в моем жилище. Может быть, мы поставим их в атриуме, когда у меня будет настоящий дом. А может быть, Элий Сир, у меня когда-нибудь будет такая же библиотека, какая была у отца. Подумай, Элии Сир, какое счастье, что отец сделал мне тогда, в день моего совершеннолетия, такой удивительный подарок!.. Словно он чувствовал, что без тебя я погибну.

— И мне философ Тегет сделал драгоценный подарок. Когда я думаю о том, что ты подарил мне свободу и не взял у меня денег, я сам себе не верю, Антоний! Я очень старался. Если это изображение на доске достойно воплощения в мраморе, то я примусь за дело. Работать придется долго и упорно, но я буду делать это с величайшим усердием, Антоний. Со всей моей благодарностью.

Антоний с нетерпением ждал того дня, когда Элий Сир примется за мрамор. Но когда Элий Сир уже взял в руки резец и молоток, Антоний понял, что работа затянется надолго, если Элию Сиру не будет дан помощник. И он предложил подобрать себе помощника из каменотесов, который будет послушно выполнять все, что ему прикажет Элий Сир. Ему хотелось, чтобы черная работа была сделана другими руками и сократилось бы время ожидания.

Начав работу ранней весной, Элий Сир увидел первую свою удачу только поздней осенью. К этому времени уже была готова голова философа Тегета, и можно было быть уверенным, что скульптура понравится Антонию. Антоний то и дело покидал Элия Сира и отправлялся в Рим. Ему хотелось наконец обрести жилище. Он искал небольшой, но удобный дом, в котором смог бы разместиться вместе с Элием Сиром. Ему хотелось иметь хорошее помещение для библиотеки и точно так же хорошую мастерскую для Элия Сира, где бы он мог работать со всеми удобствами.

Антоний потратил больше двух месяцев на поиски такого дома, И он его нашел. Дом был одноэтажный, с небольшим садом, с фонтаном, с кухней. Он стоял у Священной дороги, но так как он был в глубине сада, Антонию понравилась и тишина и покой. Вначале он хотел вызвать Элия Сира, чтобы показать ему свое приобретение, но потом решил лучше сделать сюрприз своему другу: ничего ему не говорить, не показывать сейчас, а когда он закончит работу, привести его — и пусть удивляется.

Когда дом был куплен и при свидетелях составлен договор с бывшим хозяином, Антоний стал думать над тем, как ему создать библиотеку, которая хоть отдаленно была бы похожа на библиотеку отца. Он давно уже не держал в руках драгоценных свитков и очень тосковал о брошенных занятиях. Антоний понимал, что, не имея переписчиков, ему никогда не создать такой прекрасной библиотеки, какая была у философа Тегета. Но покупать рабов-переписчиков он не мог. Теперь, когда было много израсходовано из сокровищницы отца, Антоний уже боялся тратить деньги неразумно. Он хотел кое-что оставить, потому что знал, что не скоро еще завоюет доверие римлян и дождется того времени, когда его будут приглашать на ведение судебных дел и когда люди будут собираться, чтобы услышать его речи, подобные тем, о которых говорил знаменитый трагик Пакувий: