Олег Рой - Загадка Атлантиды

От луча, направленного зеркалом Хранителя, на человеческой голове Сциллы вспыхнули волосы. Чудище издало такой крик, что аргонавты, уронив-таки щиты, упали на палубу, зажав уши. Оля потеряла сознание. А Женька, перед тем как сам потерял сознание, упал на нее, стараясь хоть как-то оградить девочку от дикого визга. Могучий Геракл присел над детьми, закрывая их своим телом и щитом. Сан Саныч и Ясон еще пытались светить на чудовище, но вскоре и у них руки опустились, они оба тоже рухнули на палубу. Только кормчий стоял на своем месте, крепко сжимая весло. Рев Сциллы оглушил и его, но свой пост он не покинул, продолжая править на выход из пролива. Несколько мгновений – и смельчак упал замертво, но эти несколько мгновений оказались решающими. Дымящаяся Сцилла уползла в свою пещеру, а корабль вышел в чистое море. «Арго» вырвался из ловушки!

Мелкие волны лениво подгоняли корабль. Люди на нем так вымотались, что уже не в силах были ни стоять, ни сидеть. Гребцы отложили весла и улеглись на палубе, остальные понемногу приходили в себя и тоже не горели желанием подняться на ноги. Один Геракл стоял у руля, заменив погибшего кормчего. Но перед тем он перенес ребят в трюм, потом уложил с ними рядом Хранителя. Ясон, едва придя в себя, прошествовал на нос и стал приносить жертву богам. Что он говорил – никто не слышал.

Надо сказать, что в этот день никто ничего не слышал до самого вечера. И еще два дня путешественники разговаривали очень громко – они почти оглохли от лая и визга чудовища. Поврежденный корабль качался на волнах, убаюкивая гостей и команду.

На следующее утро Ясон подошел к Хранителю. Тот сидел у борта. Голова его нестерпимо болела, и он почти ничего не слышал.

Ясон почти прокричал ему в ухо:

– Мы не сможем догнать Одиссея, Хранитель! Мачты сломаны, а на веслах далеко не уйти, даже если грести в две смены…

Хранитель перебил Ясона:

– Я думаю, нам теперь нет смысла гоняться за Одиссеем. Мы срезали большую часть пути, и если направимся прямо на Итаку, то наверняка застанем его там.

– Скорее всего вы правы. Ну что же, тогда в путь!

Под мерный плеск весел Оля рассказывала Женьке про похождения Одиссея. Каким-то чудесным образом ее другу повезло больше других – уши мальчика не пострадали. А вот Оля слышала очень плохо, но говорить могла. И сейчас заканчивала рассказ о том, как хитроумный царь Итаки вернулся из странствий и снова воцарился в своей стране:

– …Одиссей, преображенный Афиной, проник в дом под видом нищего старика и, никем не узнанный, увидел все бесчинства женихов, вынуждающих Пенелопу выбрать себе нового мужа. Представляешь, каково ему было? Ведь пришлось испытать на себе всяческие издевательства со стороны тех самых женихов. Выдав себя за критянина, который встречал когда-то Одиссея, он постарался уверить Пенелопу, что ее муж вернется. А старая нянька, которой Пенелопа поручила вымыть ноги страннику, узнала Одиссея по шраму на голени. Но Одиссей приказал ей никому ничего не говорить. Он открылся только своему сыну, Телемаху, и велел ему подговорить Пенелопу, чтобы та объявила, что выйдет замуж лишь за того, кто сможет натянуть лук Одиссея. Конечно, лук богатыря натянуть никто не смог. И все удивились и стали смеяться, когда попробовать решился нищий старик-бродяга. Но Одиссей таким способом завладел луком и стрелами, а затем вместе с сыном перебил всех женихов. И потом спокойно правил на Итаке…

Ольга перевела дух.

– Вот такой он, Одиссей, к которому мы плывем!

Сан Саныч, лежавший рядом, одобрительно покивал головой. Он еще очень плохо слышал, но разбирал по Олиным губам, о чем девочка рассказывала. Потом старый библиотекарь откинулся на тюфяк и постарался заснуть.

А через три дня стоящий на носу «Арго» Геракл нагнулся и могучим кулаком постучал в палубу со словами:

– Хранитель, боги даровали нам легкую дорогу! Если мои глаза не потеряли зоркость, я вижу впереди Итакийский дворец!

На пристани гуляла толпа. Простые жители и богатые горожане перемешались в одну кучу, на каждом углу пели и плясали, у зажиточных домов стояли столы, ломившиеся от вина и снеди, и хозяева дома силком затаскивали прохожих за столы, стараясь лично угостить самым лучшим куском.

Путешественникам даже не пришлось спрашивать, по какому поводу устроен всеитакский сабантуй. Крики и песни восхваляли взошедшего на престол после долгой отлучки любимого царя Одиссея, славили Пенелопу, сумевшую сохранить верность мужу во время его долгого отсутствия, и проклинали ненавистных претендентов в женихи, вызвавших ненависть всего народа Итаки.

Когда израненный «Арго» причалил к пристани, город словно взорвался. Аргонавты и Сан Саныч с ребятами едва успели попрощаться с командой, как Ясона и его спутников толпа, узнавшая своих героев, моментально растащила в стороны. К огромному столу, накрытому на рыночной площади, Геракла несли на руках целых двадцать человек.

Геракл поискал глазами Женьку и Олю, подмигнул им, подхватил чашу с вином размером с ведро и, отсалютовав в сторону ребят, одним глотком вылил вино себе в глотку. Хватив чашей о стол так, что тот разлетелся на части, гигант отправил в рот четверть туши зажаренной на костре лани и с головой ушел в трапезу.

Буквально через минуту с соседней улицы зазвучала лира Орфея, его песни прерывал многоголосый хохот.

Сан Саныч, Женя и Оля стали подниматься по мощеной дороге во дворец Одиссея. На всем их пути толпы народа праздновали, выпивали и веселились. И хотя гостей острова то и дело дергали за руки и одежду, приглашая к каждому столу, группе или компании, они улыбались, показывали пальцами на дворец и двигались дальше. Но все равно добраться до дворца голодными и мучимыми жаждой им не удалось, пришлось все-таки несколько раз остановиться.

Хранитель и ребята возлежали за праздничным столом на почетных местах возле царя Итаки.

Да-да, именно возлежали, потому что в античные времена сидеть на пиру было не принято. За столами устраивались, правда, не на обычных спальных ложах, а на особых сиденьях-апоклинтрах. Апоклинтры были сделаны так, чтобы расположившимся на них людям практически не нужно было бы двигаться. Опирались при этом всегда на левую часть тела, чтобы не мешать пищеварению. Столы были расставлены буквой «П», снаружи возлежали гости, а в середине сновали рабы, разнося кушанья и наполняя вином килики – этакое блюдце с ручками на длинной ножке.

Только что два мускулистых раба принесли и поставили перед царем праздничное блюдо – барашка, зажаренного целиком. От него шел одуряющий запах оливкового масла, шафрана, чеснока, розмарина и массы других специй, с поджаренной корочки капал сок, пропитывая лежащие вокруг пшеничные лепешки. Казалось бы, эка невидаль, барашек… А вот и нет! В ту пору греки обычно ели мясо диких животных, водившихся в их краях в изобилии, а домашнюю скотину берегли для самых торжественных случаев. Кто же будет в обычные дни резать овцу, регулярно дающую шерсть и молоко?