Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

Куонеб углубился в лес, а потом под прикрытием каменной ограды подобрался к полю по ту сторону пригорка, распластался на земле и пополз по клеверу, умудряясь оставаться невидимым среди его низких кустиков, — конечно, если смотреть на него не сверху. Так он добрался до гребня пригорка пригорка над сурчиной норой, не замеченный её обитателями. Тут ему предстояло решить трудную задачу. Сурков от него заслонял тот же гребень, который скрывал его от них. Но он знал, что отсюда стрелы их не достанут, а вспугнуть сурков в расчёте на то, что они просто отойдут поближе к норе, но не кинутся стремительно под землю, было слишком рискованно. Однако Куонеб знал, что делать. Он приподнял ладонь и растопырил пальцы. Рольф ответил: «Всё хорошо, они на прежнем месте» (провёл по воздуху ладонью, не сгибая пальцев). Выждав несколько секунд, индеец повторил вопрос и получил тот же ответ.

Он знал, что сурчиха непременно заметит движения человека в отдалении и вытянется столбиком, чтобы выяснить, в чём дело. А когда движение повторится, решит на всякий случай отойти поближе к норе, позвав за собой детёнышей.

Ждать охотнику пришлось недолго. Он услышал пронзительный предупреждающий свист сурчихи, а затем она лёгкой трусцой появилась из-за гребня, переваливаясь на ходу и останавливаясь, чтобы пощипать клевер или проверить, не приблизилась ли опасность. По пятам за ней следовали два толстых сурчонка. Близость норы их успокоила, и все трое принялись за еду всерьёз, сурчата — возле самого входа. Куонеб заложил в лук тупую птичью стрелу, а две положил рядом наготове. Он приподнялся ровно настолько, чтобы можно было натянуть лук. Дзи-инь! Тупая стрела ударила сурчонка в нос, так что он перевернулся. Его брат подпрыгнул от удивления и встал столбиком. Как и сурчиха. Дзи-инь! И второй сурчонок задёргал лапами. Сурчиха же с быстротой молнии метнулась в нору. Однако Куонеб знал, что его она не заметила и почти наверное вскоре выберется наружу. Он терпеливо ждал. И вот из норы выглянула седовато-коричневая морда старой воровки клевера. Стрелять было бессмысленно, но вылезать она как будто не собиралась. Куонеб подождал ещё — Рольфу время это показалось ужасно долгим, — а потом прибегнул к старинному приёму: начал тихонько посвистывать. Неизвестно, принимают ли сурки этот мелодичный свист за голос другого сурка или он им просто нравится, но сурчиха, как почти все её соплеменники в подобных случаях, медленно выбралась из норы наполовину и, присев на задние лапы, огляделась.

Куонеб не упустил такой возможности. Теперь он взял зазубренную охотничью стрелу и прицелился между лопаток зверька. Дзи-инь! Стрела пронзила сурчиху насквозь и помешала ей инстинктивно юркнуть обратно в нору. Сколько смертельно раненных сурков успевает в последнюю секунду жизни исчезнуть глубоко под землёй, оставив охотника без добычи!

Куонеб вскочил на ноги — прятаться дольше было незачем — и поманил Рольфа, который кинулся к нему со всех ног. Три упитанных сурка означали обилие вкуснейшего свежего мяса в течение недели. А те, кто его не пробовал, представления не имеют, какая это прелесть — жаркое из молодого, разъевшегося на клевере сурка, приготовленное с картошкой на пылающем костре! Особенно если охотник юн, полон сил и ужасно хочет есть!

Как-то утром, когда они шли по тропинке вдоль бобровой запруды, Куонеб кивнул на воду. Неподалёку от берега что-то плавало — что-то похожее на круглый древесный листок с лежащими по его краям бусинами. Затем Рольф заметил футах в двух ещё один лист, но побольше, и сообразил, что видит голову и верх панциря большой каймановой черепахи. В просторечии эту свирепую водяную хищницу называют «кусака». Секунду спустя она быстро погрузилась под воду и скрылась из виду. В этих краях водилось три вида черепах, и Рольф хорошо их знал, в том числе и кусак, но никогда раньше не видел он такого огромного и зловещего водяного чудовища.

— Это Босикадо. Я знаю его, он знает меня, — сказал индеец. — Между нами давно идёт война, и мы решим её исход в открытом бою. В первый раз я увидел его здесь три года назад. Я подстрелил утку. Она осталась плавать на поверхности. Но прежде чем я успел до неё добраться, кто-то утянул её под воду. Потом здесь поселилась утка с утятами. Мало-помалу он съел всех утят. А потом съел утку. Из-за него утки на Длинной запруде не селятся, и я начал ночь за ночью забрасывать на него удочку. Мне попадались небольшие кусаки, фунтов на восемь — десять. Мясо у них вкусное. И три раза я ловил на крючок самого Босикадо, но едва я подтаскивал его к каноэ, он обрывал самую крепкую мою леску и нырял. Он шире каноэ и однажды прорвал борт. Каноэ затряслось, накренилось. И мне стало страшно! А отец учил меня, что для мужчины нет ничего постыднее страха, и я обещал ему никогда страху не поддаваться. Я вступлю с Босикадо в честный бой. Он мой враг. Он нагнал на меня страх. И я нагоню на него страх, только ещё более сильный. Три года мы следим друг за другом. Три года он сгонял летом уток с запруды, обирал мои удочки, мои сети и ловушки на ондатр. Вижу я его редко. Да и то мельком, как нынче…

До Скукума у меня была собачка Ниндай. Очень умная и послушная. Она была очень маленькая, но умела выследить енота, поймать кролика, сплавать за убитой уткой. Мы с ней были настоящие друзья. Как-то я подстрелил утку, и она упала в воду. Я позвал Ниндай. Она поплыла за уткой. Но утка вдруг ожила и улетела. Я крикнул Ниндай, чтобы она плыла обратно, и она повернула ко мне. И вдруг вон там над омутом завизжала и забила лапами по воде. А потом завыла, точно звала меня. Я прыгнул в каноэ и быстро погрёб туда. Тут моя маленькая собачка Ниндай пропала под водой. И я понял, что её утащил Босикадо. Я долгое время тыкал в дно шестом, но ничего не нашёл. А пять дней спустя увидел лапу Ниндай в ручье ниже плотины. Придёт день, и я убью Босикадо!..

Однажды я увидел его на берегу, но он сразу скатился в воду, как большой камень. Прежде чем нырнуть, он поглядел мне прямо в глаза, и я понял, что он — манито [7] Манито — в индейской мифологии духи, воплощающие различные силы природы. . Но он злой манито, а мой отец говорил: «Если злой манито чинит тебе вред, ты должен убить его». Раз я поплыл за уткой, а он схватил меня за палец на ноге, но я выбрался на отмель и вырвался. Мне удалось вогнать острогу ему в спину, но она не выдержала его веса и сломалась. Как-то он ухватил Скукума за хвост, но только ободрал шерсть, а Скукум с тех пор ни разу запруды не переплывал…

Дважды я видел его, как нынче, и мог бы убить из ружья, но я хочу встретиться с ним в честном бою. Много раз я сидел на берегу, пел ему «Песню труса» и вызывал его биться со мной на отмели, где мы равны. Он слышит меня и не выходит…