Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

Возле двери к стене прислонялся подозрительного вида детина. Засунув руки поглубже в карманы, он смерил их презрительно-враждебным взглядом и метко сплюнул жвачку на Скукума, прицелившись так, что она чуть не задела ноги Куонеба и Рольфа.

Лавочник Уоррен не жаловал индейцев, но с Хендриком он был в приятельских отношениях, пушнину очень любил и потому оказал новоявленным трапперам самый радушный приём. Они отобрали муку, овсянку, солонину, чай, табак, сахар, соль, порох, пули, дробь, одежду, верёвки, бурав, гвозди, ножи, два шила, иголки, напильники, ещё один топор, жестяные тарелки и сковородку, а лавочник приписал общую сумму к счету Хендрика.

— На вашем бы месте я бы взял оконную раму, в холодную пору скажете мне спасибо, — сказал затем Уоррен и повёл их в чулан, где у стены стояли застеклённые оконные рамы с частым переплётом.

В результате их груз пополнился ещё одной не слишком удобной ношей.

— А отличное ружьецо не хотите ли? — осведомился лавочник и снял с гвоздя элегантное охотничье ружьё небольшого калибра и новейшей модели. — Всего двадцать пять долларов! (Но Рольф покачал головой.) Так деньгами только часть, а остальное отдадите по весне пушниной.

Рольф еле устоял перед соблазном, но мать воспитала в нём страх перед всякими долгами, и он твёрдо ответил «нет». Сколько раз потом доводилось ему жалеть о своей твёрдости!

Итог был подведён, и оставшиеся несколько долларов наличными Хендрик отдал им. Тут снаружи раздался пронзительный визг, а несколько секунд спустя в лавку, жалобно поскуливая и еле ковыляя, вошёл Скукум. Куонеб выбежал наружу.

При виде его угрюмый детина переменился в лице:

— Так я ж его и пальцем не тронул! Вон на грабли напоролся.

Ложь была самая неуклюжая, но что мог сделать Куонеб? Он вернулся в лавку. Следом за ним туда ввалился детина и пробурчал:

— Эй, Уоррен, как насчёт ружьишка-то? Сговоримся, что ли? Моё слово понадёжней будет, чем у иных прочих.

— Нет! — отрезал Уоррен. — Сказано тебе: нет.

— Так пропади ты пропадом! И не видать тебе ни единой шкурки в расчёт за прошлогоднее!

— А я и не жду, — ответил лавочник. — Теперь-то я знаю, чего стоит твоё слово.

Детина вразвалку вышел за дверь, а Хендрик спросил:

— Кто это?

— Знаю только, что зовут его Джек Хог. Немножко промышляет пушниной, а вообще-то бродяга и бездельник. Надул меня в прошлом году. Сюда он редко заявляется. Говорят, охотится на западном склоне гор.

От Уоррена они почерпнули несколько полезных сведений, в том числе и очень важное: устье реки Джесепа можно узнать по орлиному гнезду на сухой сосне.

— До того места держитесь стреженя. Да не забудьте: весной с мехами прямо ко мне!

По Пятимильному волоку ехали они медленно, больше двух часов, и до Скруна добрались только под вечер. Тут голландец сказал:

— До свиданья. Вы приходийт опять, хорошо?

Скукум проводил фермера заключительным рычанием, и Рольф с Куонебом остались одни на диком лесном берегу.

Солнце уже заходило, и они устроились на ночлег. Опытный человек всегда старается приготовить себе постель и укрытие ещё при свете дня. Пока Рольф разводил костёр и подвешивал над ним котелок, Куонеб, выбрав сухую площадку между двух деревьев, устлал её пихтовым лапником, укрепил невысоко на стволах шест, перекинул через него полотнище парусины с вигвама, а края полотнища придавил чурбаками, которые тут же нарубил для этой цели. Теперь им был не страшен ночной дождь.

Поужинали они жареной картошкой со свининой, запивая её чаем и заедая пресными сухарями с кленовым сиропом. Потом Куонеб взял ветку душистого дерева, которую срезал ещё днём, и принялся затачивать её к одному концу так, чтобы стружки кудрявились, но не отрывались. Когда стружки завились в мохнатый шар у конца ветки, он подержал их над огнём, пока они не побурели, а потом растёр в ладони с табаком, набил смесью трубку и вскоре окутался клубами душистого древесного дыма — запах этот некоторые белые, не подозревая его происхождения, называют «индейским запахом». Рольф не курил. Он когда-то обещал матери, что не будет курить, пока не станет совсем взрослым, а сейчас она вдруг живо воскресла в его памяти. Но почему? И тут он понял: от нарубленного Куонебом лапника исходило тонкое благоухание. Это были ветки бальзамической пихты — чоко-тунь, пластырного дерева, как объяснил Куонеб. А у его матери была небольшая привезённая с севера подушка, «северная сосновая подушечка», как они её называли, потому что набита она была хвоей, совсем не похожей на иглы коннектикутских сосен. Сколько раз Рольф, совсем малышом, утыкал курносый носишко в чехол и вдыхал исходивший от него упоительный аромат. Запах этот тесно связался в его памяти с матерью, со всеми радостями детства и сохранил над ним власть навсегда. О сила запахов! Они врываются в ноздри, но способны тронуть душу. Христианская церковь не замедлила распознать это их свойство и обратить его себе на службу. Благоухание ладана затуманивает мысли, усыпляет сомнения, с какими человек, быть может, переступил церковный порог. Владыка воспоминаний, правящий душой. Как должны мы стараться не допустить, чтобы ничто дурное не оказалось связанным с любимым ароматом! И счастливы те, кому довелось связать настроения и мысли с чистым сосновым духом, несущим душевный покой и мир.

Так Рольф обрёл своё волшебное дерево.

И в эту ночь он спал блаженным сном, вдыхая душистый запах бальзамической пихты.

В путь утром они отправились не сразу — столько потребовалось предварительных приготовлений. Груз они увязали в плотные тюки и тючки, уложили их в каноэ и долго перекладывали, добиваясь, чтобы оно устойчивее держалось на воде, и располагали припасы так, чтобы их не подмочило, если где-нибудь откроется течь. Тяжёлые предметы — топор, сковороду и прочее — они привязали к борту или к лёгким тючкам, которые, если бы каноэ перевернулось, всплыли бы. Потом выяснилось, что каноэ необходимо в двух-трёх местах просмолить. Но не прошло и четырёх часов, как они всё-таки спустили его на воду и поплыли вниз по Скруну.

Рольф впервые в жизни путешествовал по реке. Конечно, он плавал в каноэ по Длинной запруде, когда переправлялся на другой берег, но это было совсем не то. Он поражался, как утлое судёнышко отзывается на малейшее движение, как отлично сидит в воде, как слушается весла. Казалось, оно само избегало камней и угрожающе выгибало распорки, когда днище задевало топляк. Перед мальчиком распахнулся новый мир. Куонеб объяснил ему, что входить в каноэ надо только на плаву, а вставать или передвигаться в нём — только держась за борт, и ни в коем случае не делать резких движений. Кроме того, он на опыте убедился, что грести куда легче, если под тобой шесть футов водяной??? тмим, а не шесть дюймов.