Эрнест Сетон-Томпсон - Приключения Рольфа

И перешёл после этого к колыбельной песне «Голый медведь никогда не тронет тебя».

Он смолк и, задумавшись, смотрел на огонь. Рольф осмелился, наконец, сказать ему после довольно продолжительной паузы:

— Матери моей понравились бы твои песни.

Слышал ли индеец или нет, только сердце его, видимо, смягчилось, и он ответил на предложенный ему час тому назад вопрос:

— Звали её Гамовини, ибо она пела, как та чудная ночная птица на Эземуке. Я привёл её из дома отца её в Саугатуке. Мы жили в Мианосе. Она делала красивые корзины и мокасины. Я ловил рыбу и ставил капканы; нам хватало всего. Затем родился ребёнок. У него были большие круглые глаза, и мы назвали его Уи-Уис — «наша маленькая совушка», и мы были очень счастливы. Когда Гамовини пела своему ребёнку, мне казалось, что весь мир залит солнцем. Как-то раз, когда Уи-Уис мог уже ходить, она оставила его со мной и пошла в Стемфорд, чтобы продать там несколько корзин. В гавань прибыл большой корабль. Какой-то человек с корабля сказал ей, что матросы купят все корзины. Она ничего не боялась. На корабле её схватили, как бежавшую невольницу, и скрывали её до тех пор, пока корабль не ушёл. Так как она не вернулась, я взял Уи-Уиса на плечи и пошёл скорее в Стемфорд. Я скоро узнал кое-что, но народ не знал, что это за корабль, откуда он пришёл и куда ушёл… так мне сказали. Им было всё равно. Моё сердце горело и на душе кипела злоба. Мне хотелось битвы. Я хотел перебить всех людей на доке, но их было много. Меня связали и бросили в тюрьму на три месяца. Когда я вышел из тюрьмы, Уи-Уис умер. Им это было всё равно. С тех пор я ничего больше не слышал. Я поселился под утёсом, потому что не мог видеть нашего первого дома. Не знаю… может быть, она жива. Но я думаю — её убила разлука с ребёнком.

Индеец смолк и поспешно вскочил на ноги. Лицо его приняло жестокое выражение. Он бросился из хижины и погрузился в ночной мрак и снежную метель. Рольф остался один со Ску-кумом.

Всё было так грустно, так печально в жизни его друга, и Рольф, погрузившийся в размышления, спрашивал себя с мудростью, несвойственною ещё его летам: «Могло ли всё это случиться с Куонебом и Гамовини, если бы они были белые? С тем ли печальным равнодушием отнеслись бы и тогда люди к их горю?» Увы! он был уверен, что нет. Он знал, что тогда был бы совсем иной разговор и на сцену выступили бы следующие вопросы, и их бы не заглушиля и: «Скоро ли вернётся обратно это плавающее отребье рода человеческого?», «Неужели нет в мире Бога правосудия и возмездия?», «На кого должен пасть бич мести за все эти злодеяния?».

Часа через два вернулся домой индеец. Ни слова не было сказано между ними, когда он вошёл. Он не озяб и ходил, по-видимому, далеко. Рольф стал готовиться ко сну. Индеец наклонился, поднял с полу иголку, которую тот потерял день тому назад, и молча передал её своему товарищу. Рольф сказал «гм!» в знак благодарности и положил её в ящик из берёзовой коры.

Грабёж капканов на некоторое время прекратился после того, как охотники посетили вражеский лагерь. Когда же наступил март, и снег, вследствие перемежающихся оттепелей и морозов, покрылся ледяной корочкой, и лыжи сделались ненужными, — начались новые явления раздражающего свойства, благодаря тому что можно было ходить повсюду, не оставляя после себя никаких следов.

Охотники сняли с капкана соболя и несколько куниц, потом добрались до бобрового пруда.

Капканов они не ставили там, но им интересно было узнать, сколько бобров ещё осталось и что они делают.

Журчащие ручьи, стекающие на лёд с берегов пруда, пробуравили его в нескольких местах, так что видна была вода, которая не замерзала, потому что морозы теперь ослабли. Бобры часто выходили через эти отверстия, как это указывали следы, а потому трапперы подходили к пруду осторожно.

Притаившись за толстым, бревном, охотники внимательно всматривались в одно из таких пробуравленных отверстий. Куонеб держал наготове ружьё, а Рольф держал Скукума, когда показалась знакомая им широкая плоская голова. Внутри отверстия плавал большой бобр, втягивая в себя воздух и осматриваясь по сторонам; немного погодя он вскарабкался на берег, направляясь, очевидно, к какой-нибудь осине, которую он, вероятно, уже раньше принялся рубить. Он находился от охотников на расстоянии выстрела, и Куонеб прицелился уже, когда Рольф пожал ему руку и указал вперёд. Пробираясь осторожно среди деревьев, шла большая рысь. Она не видела и не чувствовала запаха живых существ, кроме запаха бобра, который приступил уже к рубке выбранного им дерева.

По ценности своего меха бобр был важнее рыси, но большая часть охотников — натуралисты в глубине своей души, и трапперы с любопытством ждали, что будет дальше.

Рысь словно провалилась сквозь землю; она исчезла в тот самый момент, когда увидела возможность поживиться добычей, и затем уже начала свои наступательные движения. Охотники видели, как она осторожно кралась по ровному открытому месту. Ростом она казалась в эту минуту менее четырёх дюймов. Брёвен, камней, деревьев и ветвей, за которыми она могла скрываться, было здесь значительное количество; мало-помалу она добралась до самой чащи, и усы её выглянули оттуда в каких-нибудь пятнадцати футах от бобра.

Всё это мучительно раздражало Скукума; его, правда, не было видно, но он время от времени издавал визжащие трели и рвался вперёд, горя нетерпением воспользоваться благоприятным случаем. Чуткое ухо бобра расслышало едва заметный шум борьбы. Он прекратил свою работу, повернул назад и направился к отверстию во льду. Рысь в ту же минуту прыгнула из засады и схватила бобра за шиворот; но бобр был вдвое тяжелее рыси, а берег был крутой и скользкий, и оба животные покатились вниз, всё ближе и ближе к отверстию. У самой кромки бобр рванулся вперёд и нырнул в воду вместе с рысью, которая продолжала держать его за шиворот. Не успели они скрыться, как охотники бросились к воде в надежде, что борцы всплывут наверх, и их легко будет захватить; но они не показывались. Ясно было, что оба отправились под лёд, где бобр был у себя дома.

Прошло минут пять, и можно было с достоверностью сказать, что рыси больше не существует. Куонеб срубил молодое деревце и сделал из него багор. Он опускал его несколько раз под лёд то в одну, то в другую сторону, пока не нащупал что-то мягкое. Он прорубил топором отверстие и вытащил мёртвую рысь. Бобр, очевидно, отделался от неё, не потерпев, вероятно, больших повреждений.

Пока Куонеб снимал мех, Рольф бродил вокруг пруда, но скоро вернулся, чтобы рассказать замечательное происшествие.